Одиссей Фокс

Эксатор стоял на одной ножке и венчался съёмным раздвижным шлемом, а сбоку торчали восемь… Вакуумных колб со спиралями внутри? К этому великолепию прилагался тактильный экран из микрощупов для тончайшей настройки.

— Шлем универсальный, — стесняясь, доложила девочка, — Для любых доноров примерно нашей биологии.

Инспектор смотрела на это молча и держала себя в аккуратно оперённых руках. Перед экспертом такой важной инстанции, как Секторальный Страховой Банк, всё должно быть чётко и без жалоб. Но всё же птюрса неизбежно задалась вопросом: а точно ли это настоящий, опытный детектив, а не беспечный мальчишка? Хмм.

Конечно, оперативная группа собрала с места преступления все данные, какие только могла собрать. Комнату прошерстили на микроуровне и кое-что нашли, скоро будет полный отчёт. Все улики уже зафиксированы в сканах, фигурируют в сводке анализов, прячутся в спектрограмме, зажаты в малюсеньких лапках нано-проб. Теперь хоть топчись, хоть лей шампанское, хоть жги костры, следствию уже не навредишь.

Просто Клеассе было ново и непривычно желание сыщика выйти за рамки действий типичного представителя Страховой. Другие эксперты вели себя нормально: сухо, по делу, без лишних сущностей. Ведь его задача была подтвердить факт убийства и невиновность получателя страховки. А этот детектив, похоже, решил раскрыть дело. Зачем? Это же не его задача. Но он полез испытывать оборудование эмфари и с головой погрузился в процесс. В буквальном смысле.

Рин опустила кресло, усадила Фокса, закрепила подлокотники пошире и мигом подогнала шлем под встрёпанную экспертную голову. На сосредоточенном лице девочки мрачная темнота отступила назад, сейчас её вели инстинкты опытной плетущей.

Она была удивительно живая и настоящая для ненастоящей и неживой.

— Удивить? — переспросила Рин, усевшись напротив и взяв тактильную панель.

— Ага.

— Откиньтесь назад… Ладно? Расслабьте руки и ноги… Пожалуйста.

Он подчёркнуто-послушно кивнул.

— Постарайтесь ни о чём не думать, — голос Рин осмелел, стал отрывистым и сильным.

Шлем замкнулся, и сенсорная депривация грубо схватила Фокса. Техника оборвала все ощущения разом и оставила лишь немой внутренний ритм: дыхание, как базис неотключаемых чувств. Мгновением позже к нему добавился мирный, успокаивающий поток особой тишины, которая на самом деле является звуком. Он заполнял голову, чтобы не было резкой неприятной глухоты.

Одиссей видел полумрак и ощущал только лёгкое напряжение ожидания, но затем, незаметно, чувства внутри него начали разрастаться, заполняя сознание целиком. Печаль, горечь, жалость, вблизи они оказались остры, как ножи. Как ни пытайся держать их под контролем, нутро Одиссея не смирилось с реальностью. Неприятие мёртвой девочки было слишком велико. И теперь, в пустоте сенсорной депривации, оно заменило все чувства, выросло в несколько раз.

Это было болезненное, обречённое ощущение, как будто мыслям стало нечем дышать.

Но внезапно оно ушло.

Как лёгкий перезвон, радужный перелив гипера, край изнанки, сознание дрогнуло внутри человека… И перезагрузилось.

— Как вы? — спросила Рин, стаскивая шлем. Её глаза смотрели со страхом, а руки были невесомы и быстры. Она боялась гораздо сильнее, чем раньше. Что случилось?

— Нормально, — подумав и сдержав испуг, сказал Фокс и не узнал свой голос.

Мир неуловимо и поразительно изменился.

Ведь Одиссей больше не чувствовал боли.

Бездна, как странно было не чувствовать боль.

Он жил с ней сотни лет и не знал об этом, настолько свыкся с напряжением постоянной легчайшей боли, что принял за дыхание своего существа. За неотъемлемый базис жизни, на котором построил всё остальное — и прекрасно функционировал, да что там, лучше всех! Сражался, открывал и разгадывал, обжигался о выпады врагов, побеждал испытания, ныл от ломящей спины, нежился в колыбели сна, пил искрящуюся газировку, любил. Приняв боль, как данность, Одиссей Фокс научился с ней жить и получал звёздное море удовольствия от каждого дня своей непутёвой жизни.

Но сейчас боль исчезла. Одиссей обхватил себя за плечи, чтобы сдержать дрожь. По всему телу проступила испарина. Он ощущал… Блаженство?

— С вами всё в порядке? — обеспокоенно спросила Клеасса, заглядывая ему в глаза и сканируя полицейским чипом. Резко побледневший эксперт напряг её куда сильнее, чем трагедия семьи Шеллеров.

— В полном, — ответил Фокс, отпуская себя.

Он медленно поднялся и уставился на такую же бледную Рин.

— У вас было больше эмоций, чем я думала, — пискнула девочка. — Честно говоря, я ни разу столько не видела, обычно хватает одной лампочки.

Её рука коснулась вакуумных колб на боку эксатора: пять из восьми были заполнены тёмным переливчатым дымом, который ускользал от взгляда, то ли есть, то ли нет.

— Там ваши чувства, — торопливо кивнула Рин. — То ли вы самый ужасный человек на свете, то ли ужасно несчастный. Брр.

Она попыталась улыбнуться, но шутка не располагала к смеху.

— Не бойтесь, они постепенно вернутся, ведь я забрала только сами переживания, а их причины… Никуда не делись. А если захотите вернуть досрочно, то всегда можно использовать инвертор!