Одиссея капитана Блада

пока мне не объяснили, в чем тут дело. А дело, конечно, в д'Ожероне: он
алчен не только для себя, но и для своей дочери. Что же касается мадемуазель
д'Ожерон, то мне рассказывали, что это дикая штучка, вполне под стать такому
человеку, как Блад. Удивляюсь, почему он не женится и не возьмет ее на свой
корабль, чтобы пиратствовать вместе. Нового в этом для нее ничего не будет.
И я удивляюсь терпению Блада. Он ведь убил человека, чтобы добиться ее
взаимности.

– Убил человека? Из-за нее? – Голос Арабеллы прервался.

– Да, французского пирата, по имени Левасер. Француз был возлюбленным

девушки и сообщником Блада в какой-то авантюре. Блад домогался любви этой
девушки и, чтобы получить ее, убил Левасера. История, конечно,
омерзительная. Но что поделаешь? У людей, живущих в этих краях, иная
мораль…
Арабелла подняла на него мертвенно-бледное лицо. Ее карие глаза
сверкнули, когда она резко прервала его попытку оправдать Блада:

– Да, должно быть, вы правы. Это мир иной морали, если его сообщники

позволили ему жить после этого.

– О, почему же так? Мне говорили, что вопрос о девушке был решен в

честном бою.

– Кто это сказал вам?

– Некий француз, по имени Каузак, которого я встретил в портовой

таверне Сен-Никола. Он служил у Левасера лейтенантом и присутствовал на
дуэли, в которой был убит Левасер.

– А девушка была там, когда они дрались?

– Да. Она тоже была там, и Блад увел ее после того, как разделался со

своим товарищем корсаром.

– И сторонники убитого позволили ему уйти? (Он услыхал в ее голосе

нотку сомнения.) О, я не верю этой выдумке и не поверю никогда!

– Уважаю вас за это, мисс Бишоп. Я тоже не мог поверить, пока Каузак

не объяснил мне, как было дело.

– Все мы сожалеем о смерти человека, которого мы уважали. Когда-то я