Одиссея капитана Блада

мантиях послушно закивали головами. – Если бы все упрямились, как вот эти
несомненные бунтовщики, заслуживающие казни, – и он слабым жестом руки
указал на Блада и Бэйнса, – мы никогда бы не закончили наше дело.
Зловещее замечание судьи заставило всех присутствующих содрогнуться.
После этого поднялся Полликсфен. Многословно изложив существо дела, по
которому обвинялись все трое подсудимых, он перешел к обвинению Питера
Блада, дело которого разбиралось первым.
Единственным свидетелем обвинения был капитан Гобарт. Он живо обрисовал
обстановку, в которой он нашел и арестовал трех подсудимых вместе с лордом
Гилдоем. Согласно приказу своего полковника, капитан обязан был повесить
Питта на месте, если бы этому не помешала ложь подсудимого Блада, который
заявил, что Питт является пэром и лицом, заслуживающим внимания.
По окончании показаний капитана лорд Джефрейс посмотрел на Питера
Блада:

– Есть ли у вас какие-либо вопросы к свидетелю?

– Никаких вопросов у меня нет, ваша честь. Он правильно изложил то,

что произошло.

– Рад слышать, что вы не прибегаете к уверткам, обычным для людей

вашего типа. Должен сказать, что никакие увиливания вам здесь и не помогли
бы. В конце концов, мы всегда добьемся правды. Можете не сомневаться.
Бэйнс и Питт, в свою очередь, подтвердили правильность показаний
капитана. Верховный судья, вздохнув с облегчением, заявил:

– Ну, если все ясно, так, ради бога, не будем тянуть, ибо у нас еще

много дел. – Сейчас уже в его голосе не осталось и признаков мягкости. – Я
полагаю, господин Полликсфен, что, коль скоро факт подлой измены этих трех
мерзавцев установлен и, более того, признан ими самими, говорить больше не о
чем.
Но тут прозвучал твердый и почти насмешливый голос Питера Блада:

– Если вам будет угодно выслушать, то говорить есть о чем.

Верховный судья взглянул на Блада с величайшим изумлением, пораженный
его дерзостью, но затем изумление его сменилось гневом. На неестественно
красных губах появилась неприятная, жесткая улыбка, исказившая его лицо.

– Что еще тебе нужно, подлец? Ты опять будешь отнимать у нас время

своими бесполезными увертками?

– Я бы хотел, чтобы ваша честь и господа присяжные заседатели

выслушали, как это вы мне обещали, что я скажу в свою защиту.

– Ну что же… Послушаем… – Резкий голос верховного судьи внезапно

сорвался и стал глухим. Фигура судьи скорчилась. Своей белой рукой с
набухшими синими венами он достал носовой платок и прижал его к губам. Питер
Блад понял как врач, что Джефрейс испытывает сейчас приступ боли, вызванной
разрушающей его болезнью. Но судья, пересилив боль, продолжал: – Говори!
Хотя что еще можно сказать в свою защиту после того, как во всем признался?

– Вы сами об этом будете судить, ваша честь.

– Для этого я сюда и прислан.

– Прошу и вас, господа, – обратился Блад к членам суда, которые