Одиссея капитана Блада

запомни, что я тебе скажу: никакая религия не может оправдать ложь. У тебя
есть бессмертная душа. Подумай об этом, а также о том, что всемогущий бог,
перед судом которого и ты, и мы, и все люди предстанем в день великого
судилища, накажет тебя за малейшую ложь и бросит в бездну, полную огня и
кипящей серы. Бога нельзя обмануть! Помни об этом всегда. А сейчас скажи:
как случилось, что тебя захватили вместе с бунтовщиками?
Питер Блад с изумлением и ужасом взглянул на судью:

– В то утро, ваша честь, меня вызвали к раненому лорду Гилдою. По

долгу профессии я считал своей обязанностью оказать ему помощь.

– Своей обязанностью? – И судья с побелевшим лицом, перекошенным

усмешкой, гневно взглянул на Блада. Затем, овладев собой, Джефрейс глубоко
вздохнул и с прежней мягкостью сказал: – О, мой бог! Нельзя же так
испытывать наше терпение. Ну хорошо. Скажите, кто вас вызывал?

– Находящийся здесь Питт. Он может подтвердить мои слова.

– Ага! Подтвердит Питт, уже сознавшийся в своей измене. И это – ваш

свидетель?

– Здесь находится и Эндрью Бэйнс. Он скажет то же самое.

– Дорогому Бэйнсу еще предстоит самому ответить за свои прегрешения.

Полагаю, он будет очень занят, спасая свою собственную шею от веревки. Так,
так! И что все ваши свидетели?

– Почему же все, ваша честь? Можно вызвать из Бриджуотера и других

свидетелей, которые видели, как я уезжал вместе с Питтом на крупе, его
лошади.

– О, в этом не будет необходимости, – улыбнулся верховный судья. – Я

не намерен тратить на вас время. Скажите мне только одно: когда Питт, как вы
утверждаете, явился за вами, знали ли вы, что он был сторонником Монмута, в
чем он уже здесь сознался?

– Да, ваша честь, я знал об этом.

– Вы знали! Ага! – И верховный судья грозно посмотрел на присяжных

заседателей, съежившихся от страха. – И все же, несмотря на это, вы поехали
с ним?

– Да, я считал святым долгом оказать помощь раненому человеку.

– Ты называешь это святым долгом, мерзавец?! – заорал судья. – Боже

милосердный! Твой святой долг, подлец, служить королю и богу! Но не будем
говорить об этом. Сказал ли вам этот Питт, кому именно нужна была ваша
помощь?

– Да, лорду Гилдою.

– А знали ли вы, что лорд Гилдой был ранен в сражении и на чьей

стороне он сражался?

– Да, знал.

– И тем не менее, будучи, как вы нас пытаетесь убедить, лояльным

подданным нашего короля, вы отправились к Гилдою?
На мгновение Питер Блад потерял терпение.

– Меня занимали его раны, а не его политические взгляды! – сказал он

резко.
На галереях и даже среди присяжных заседателей раздался одобрительный
шепот, который лишь усилил ярость верховного судьи.

– Господи Исусе! Жил ли еще когда-либо на свете такой бесстыжий

злодей, как ты? – И Джефрейс повернул свое мертвенно-бледное лицо к членам
суда. – Я обращаю ваше внимание, господа, на отвратительное поведение этого
подлого изменника. Того, в чем он сам сознался, достаточно, чтобы повесить
его десять раз… Ответьте мне, подсудимый, какую цель вы преследовали,
мороча капитана Гобарта враньем о высоком сане изменника Питта?

– Я хотел спасти его от виселицы без суда.

– Какое вам было дело до этого негодяя?