Одиссея капитана Блада

– Вы смеетесь на пороге вечности, стоя с веревкой на шее? – удивленно

спросил верховный судья.
И здесь Блад использовал представившуюся ему возможность мести:

– Честное слово, у меня больше оснований для радости, нежели у вас.

Прежде чем будет утвержден мой приговор, я должен сказать следующее: вы
видите меня, невинного человека, с веревкой на шее, хотя единственная моя
вина в том, что я выполнил свой долг, долг врача. Вы выступали здесь,
заранее зная, что меня ожидает. А я как врач могу заранее сказать, что
ожидает вас, ваша честь. И, зная это, заявляю вам, что даже сейчас я не
поменялся бы с вами местами, не сменял бы той веревки, которой вы хотите
меня удавить, на тот камень, который вы в себе носите. Смерть, к которой вы
приговорите меня, будет истинным удовольствием по сравнению с той смертью, к
которой вас приговорил тот господь бог, чье имя вы здесь так часто
употребляете.
Бледный, с судорожно дергающимися губами, верховный судья неподвижно
застыл в своем кресле. В зале стояла полнейшая тишина. Все, кто знал
Джефрейса, решили, что это затишье перед бурей, и уже готовились к взрыву.
Но никакого взрыва не последовало. На лице одетого в пурпур судьи
медленно проступил слабый румянец. Джефрейс как бы выходил из состояния
оцепенения. Он с трудом поднялся и приглушенным голосом, совершенно
механически, как человек, мысли которого заняты совсем другим, вынес
смертный приговор, не ответив ни слова на то, о чем говорил Питер Блад.
Произнеся приговор, судья снова опустился в кресло. Глаза его были
полузакрыты, а на лбу блестели капли пота.
Стража увела заключенных.

– Клянусь богом, этот черномазый мошенник до смерти перепугал