чьей-либо гибели. Только из сострадания к вам я употребил все эти слова,надеясь, что вы сами позаботитесь о своей бессмертной душе, а не будетеспособствовать ее проклятию, упорствуя и лжесвидетельствуя. Но я вижу, чтовсе мои усилия, все мое сострадание и милосердие бесполезны. Мне не о чембольше с вами говорить. – И, повернувшись к членам суда, он сказал: –Господа! Как представитель закона, истолкователями которого являемся мы –судьи, а не обвиняемый, должен напомнить вам, что если кто-то, хотя бы и неучаствовавший в мятеже против короля, сознательно принимает, укрывает иподдерживает мятежника, то этот человек является таким же предателем, как итот, кто имел в руках оружие. Таков закон! Руководствуясь сознанием своегодолга и данной вами присягой, вы обязаны вынести справедливый приговор.После этого верховный судья приступил к изложению речи, в которойпытался доказать, что и Бэйнс и Блад виновны в измене: первый – за укрытиепредателя, а второй – за оказание ему медицинской помощи. Речь судьи была
усыпана льстивыми ссылками на законного государя и повелителя – короля,
поставленного богом над всеми, и бранью в адрес протестантов и Монмута, окотором он сказал, что любой законнорожденный бедняк в королевстве имелбольше прав на престол, нежели мятежный герцог.Закончив свою речь, он, обессиленный, не опустился, а упал в своекресло и несколько минут сидел молча, вытирая платком губы. Потом, корчасьот нового приступа боли, он приказал членам суда отправиться на совещание.Питер Блад выслушал речь Джефрейса с отрешенностью, котораявпоследствии, когда он вспоминал эти часы, проведенные в зале суда, не разудивляла его. Он был так поражен поведением верховного судьи и быстройсменой его настроений, что почти забыл об опасности, угрожавшей егособственной жизни.Отсутствие членов суда было таким же кратким, как и их приговор: всетрое признавались виновными. Питер Блад обвел взглядом зал суда, и на одномгновение сотни бледных лиц заколебались перед ним. Однако он быстро овладел
собой и услышал, что кто-то его спрашивает: может ли он сказать, почему ему
не должен быть вынесен смертный приговор note 13 после признания его виновным вгосударственной измене?Он внезапно засмеялся, и смех этот странно и жутко прозвучал в мертвойтишине зала. Правосудие, отправляемое больным маньяком в пурпурной мантии,было сплошным издевательством. Да и сам верховный судья – продажныйинструмент жестокого, злобного и мстительного короля – был насмешкой надправосудием. Но даже и на этого маньяка подействовал смех Блада.