Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

— Я ничего не слыхал о великолепном Пелее, — сказал я Ахиллу, — но о твоем дорогом сыне Неоптолеме я могу рассказать. Я привез его в Cкирос на своем быстром корабле, и он вступил в ахейскую армию. Перед стенами Трои на военных советах он всегда говорил первым и всегда по существу. Только божественный Нестор и я могли его переубедить в споре. А когда мы, ахейцы, бросались в бой на равнинах Трои, он никогда не оставался в строю и не держался толпы, но рвался вперед, не давая никому перещеголять его в дерзости. Многих он уложил в смертельной схватке. Я не помню имен всех вождей, которых он сразил за дело аргивян, но я хорошо запомнил, как молодецким ударом меча он зарубил Эврипила, героического сына Телефа. Вокруг него пали многие кетейские оруженосцы, жертвы подкупленной женщины. Он был краше всех, не считая царственного Мемнона. Когда мы, вожди аргивян, спрятались во чреве построенного Эпеем деревянного коня, а я должен был решать, когда открыть потайную дверцу, все вожди и герои утирали слезы и трепетали от страха, но Неоптолем ни разу не прослезился, и его гладкая кожа не бледнела. Наоборот, он все время рвался в атаку, и сжимал в руках рукоять меча и тяжелое копье, желая скорее броситься на троянцев. Когда мы разорили город Приама, он отплыл на своем корабле со всеми трофеями и без единой раны, ибо копья пролетели мимо него, и удары меча не задели. Ему везло в бою: Бог войны в своем гневе не всегда воздает должное бойцам.

«Сказал я, и призрак быстроногого Ахилла зашагал широкими шагами по полям асфоделей, ликуя, что его сын снискал себе славу. А прочие покойники оставались возле меня, спрашивая с печалью о судьбе своих друзей. Только дух Аякса Теламонида оставался в стороне — он все еще злился на меня за то, что я победил его в споре у кораблей, отстаивая свое право на доспехи Ахилла. Его богиня-мать обещала их достойнейшему, а судили в споре пленные троянцы и Афина Паллада. Боги свидетели, лучше бы я не выиграл этот приз — из-за него Аякс оказался в могиле, герой Аякс, который красотой и мощью в битве не уступал никому из данайцев, кроме благородного сына Пелея. Я окликнул его словами умиротворения:

— Лорд Аякс, сын великого Теламона, неужели ты и в смерти не забудешь свой гнев из-за проклятых доспехов? Боги наверняка послали их в наказание аргивянам. Твоя гибель была подобна падению цитадели. Мы оплакивали тебя так же искренне, как Ахилла, Пелеева сына. Некого тебе винить, кроме Зевеса, ярого врага данайского рыцарства, — он предназначил тебе ужасную судьбу. Приблизься, принц, и выслушай мой рассказ. Умерь негодование и победи гордыню.

«Я призвал его, но он не сказал ни слова и зашагал к Эребу вместе с тенями мертвых. Он заговорил бы, несмотря на гнев — или я заговорил бы с ним снова, но желание увидеть души других мертвых мужей победило.

«Я увидел Миноса, славного сына Зевса. Он сидел на троне в широких вратах дворца Аида с золотым скипетром в руке и судил мертвых, а те стояли вокруг его трона и ждали приговора. Увидел я и гиганта Ориона, который гнался за дикими зверями по поляне асфоделей, точнее, за призраками диких зверей, на которых он охотился на пустынных холмах земли. В руке он сжимал несокрушимую медную дубину. Встретил я Тития, сына прославленной Геи-Земли. Он лежал, вытянувшись на ровной площадке, занимая девять десятин. Cтервятники сидели по бокам его и рвали клювами печень, проникая в его внутренности. Он не мог отогнать их. Так он был наказан за то, что оскорбил Лето, величественную супругу Зевса, когда та шла в Пифо по ласковым лужайкам Панопея.

«Видел я и муки Тантала: он стоял в водоеме, и вода доходила ему до подбородка. Он умирал от жажды, но не мог глотнуть воды. Cтоило старику наклониться, чтобы попить, как вода исчезала и он видел под своими ногами лишь черную землю, и та была сухая и потрескавшаяся по воле бога. Деревья простирали ветви над водоемом, прямо над его головой висели плоды: груши и гранаты, розовые яблоки, сладкие смоквы и развесистые оливы. Но стоило старику протянуть руку, чтобы схватить плод, как ветер подымал их вверх до облаков.

«Видел я и казнь Cизифа. Обеими руками он толкал огромный камень. Упираясь в него плечом и отталкиваясь ногами, он пытался затащить эту скалу на вершину горы. Но каждый раз, когда он уже собирался перебросить камень через гребень горы, этот злополучный камень под своим весом скатывался вниз к основанию горы. А Cизиф снова начинал бороться с камнем и заталкивать его наверх, и пот катился градом по его членам, и пыль вставала выше головы.