Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

«Он нежно подтолкнул барана к выходу. Когда мы отдалились от пещеры и ее подворья, я отцепился, а затем освободил своих людей. Часто оглядываясь, мы погнали ногастое стадо, жирных матерых зверей вниз к кораблю, где вид наш порадовал товарищей при мысли о смерти, которой мы избежали. Они хотели было задержаться и оплакать павших, но я не допустил. Сурово я насупил брови, пресек их рыдания и резким жестом послал таскать гладкорунных животных на корабль и поскорее отваливать в открытое море. Они немедля оказались на борту на своих банках, лихо сели и навалились, так что море побледнело под взмахами их весел. Но когда мы отдалились от земли на расстояние окрика, я окликнул циклопа со злорадным презреньем:

— Что же, циклоп, не судьба тебе была, или силенок не хватило пожрать всех спутников этого плюгавого человечка во мраке своей пещеры? Судьба обратила твою зловредность на тебя — в заслуженную кару за безбожие, за то, что посмел есть гостей у себя в дому. Зевес расквитался с тобой и другие боги согласились с ним.

«Мой крик еще ужаснее уязвил его сердце. Он сорвал макушку огромной горы и запустил ею в чернобортый корабль, но на волосок дал перелет. Скала почти шваркнула по форштевню. Море взгрудилось над местом, где она рухнула[55]. Поднятая ею волна из глубин стремительно повлекла нас к земле, вплоть до самого берега. Я схватил длинную жердь и ею, как шестом, взял на укол, подав головой знак команде подналечь на весла, чтобы избежать катастрофы. Они напрягли спины и гребли, пока мы не отошли на вдвое дальнее, чем в прошлый раз, расстояние от берега. И здесь я бы еще раз поддразнил циклопа, но мои товарищи, каждый на свой лад, стали меня мягко разубеждать, протестуя:

— Сорвиголова, зачем еще бесить этого свирепого монстра, который последним смертоносным броском так близко подогнал судно к берегу, что мы уже считали себя покойниками? Если бы этот несравненный метатель сейчас услышал наш шепот, он сокрушил бы наши головы и шпангоуты судна под тяжестью шершавой скалы.

«Так они взывали ко мне, но гордость моя не знала удержу. И я вновь пролил на него все злорадство сердца:

— Циклоп, если спросят люди, как тебе так безобразно вырвали глаз, скажи, что Одиссей, сокрушитель городов, сделал это, сам сын Лаэрта, чей дом на Итаке.

«Так я крикнул, и жалостно прозвучал его ответ:

— О злосчастный день, что узрел исполнение старинного оракула. Жил с нами великий и добрый провидец, Телем сын Эврима, знатного кобника; он провел всю жизнь меж нами, циклопами, занимаясь этим искусством. Он предрек, что по прошествии многих дней я потеряю свет очей от рук некоего Одиссея. С тех пор я всегда был настороже, ожидая прихода эдакого брызжущего силой гиганта, что грозно двинется на меня, а вместо этого появился жалкий плюгавый пигмей и украл мой глаз, замутив зельем мое соображение. Смотри, милый Одиссей, воротись ко мне и прими мое подношение гостю вкупе с пожеланием божьей помощи и попутного ветра. Мое пожелание исполнит великий Потрясатель земли, ибо Посейдон слывет мне отцом, а я смею зваться его сыном. Он по милости своей исцелит мое увечие, чего не могут сделать другие блаженные боги и люди.

— Исцелит твое зрение! — крикнул я ему в ответ, — Никогда! Даже Потрясатель земли не сумеет это сделать. Дай мне Бог сил вырвать твою душу и самое жизнь и спустить тебя в Аид так же точно, как я это знаю!

«Но тут он возвел руки к звездной тверди и взмолился своему Господу, Посейдону.

— Внемли мне, темнокудрый земледержец, коль и впрямь я твой сын, а ты мой породитель. Сделай, чтоб не вернулся домой Одиссей, сын Лаэрта с Итаки. А коль суждено ему вновь узреть друзей в своем поместье, на отчизне, пусть прибудет туда запоздало и бессчастно, на чужом корабле, потеряв всю команду. И пусть дома поджидают его забота и горе.

«Так он взмолился, и темный бог внял ему. Исполин склонился к скале (куда больше прежней), раскрутил ее с неизмеримой силой и запустил в нас. И она упала совсем рядом, но на этот раз с недолетом, чуть-чуть не расплющив кормило. Море вздыбилось под махиной рухнувшего камня, и волна вскипела и понесла нас мористее, прямо к острову, где лежали мои прочие ладно-палубные суда, а команда тосковала рядом, что нас все нет. Мы закатили киль круто в песок и сошли на берег, гоня перед собой циклоповых овец. Их мы поделили, и я тщательно проверил, чтоб никто не остался без своей части добычи. Мне же воины поднесли в знак почета вожака, и я посвятил его Собирателю туч Зевесу сыну Крона, Царю Вселенной. Ему я принес в огненную жертву отборные части бедер. Но Зевес презрел мою жертву и задумывал погубить мои стройные корабли и надежных соратников.