Одна душа на двоих

– Он говорил, что любит меня, – с горечью продолжила Мариэтта. – Но он любил ту, которую создал у себя в голове, ту, которая сможет ходить.

Нико поерзал на стуле.

– Разве вам не хотелось испробовать новые методы лечения?

Нико знал, что ему не следует задавать подобные вопросы. Это уже не его территория. Он должен найти преследователя Мариэтты, а до этого обеспечить ее безопасность. Все остальное – не его ума дело. Проявить заботу – значит стать уязвимым и слабым, а в его работе слабость недопустима.

– Я уже все это проходила, – ответила Мариэтта. – Мне сделали несколько операций по пересадке стволовых клеток в специализированной клинике в Берлине. Результата почти никакого, кроме незначительного увеличения чувствительности и крошечной подвижности мускулов.

– Дэвид знал об этом?

– Да. Он сказал, что я легко сдалась.

Нико сердито сжал губы. Она правильно сделала, что дала этому Дэвиду от ворот поворот. Он не заслуживает такую женщину, если считает, что она не боец и легко сдается.

Нико закрыл блокнот и поднялся из-за стола. Он позвонит Бруно, передаст ему необходимую информацию и попросит повнимательнее присмотреться к бывшему. Бруно уже собрал на Дэвида приличное досье, но следует копнуть поглубже, может быть, даже встретиться с ним.

– Мы закончили? – то ли с удивлением, то ли с облегчением спросила она.

– На сегодня, пожалуй, достаточно.

Два прошедших часа были нелегкими для них обоих. Нико неожиданно захотел дистанцироваться от этой женщины. Он не хотел ее видеть, чтобы иметь возможность сосредоточиться на работе и перестать замечать то, до чего ему не должно быть никакого дела. Например, как она покусывала свои пухлые губы, когда обдумывала ответ, или как эмоционально жестикулировала руками, описывая что-то, как потирала плечи и шею, массируя затекшие мышцы. Но самым волнующим было видеть, как Мариэтта, высунув розовый язычок, пыталась слизнуть с нижней губы крошки круассана.

Нико подхватил блокнот и ручку. Да. Необходимо соблюдать дистанцию, и чем дальше, тем лучше.

– Вы хорошо потрудились, Мариэтта. Отдыхайте и загорайте.

– А вы чем займетесь?

– Работой.

– Целый день?

– Возможно. – Он направился к дому, чтобы не видеть, как слегка надулись эти чувственные губы.

– А как насчет экскурсии?

Он обернулся:

– Простите, о чем вы?

– Ну, вы обещали показать мне остров.

Он нахмурился:

– Если время позволит.

Мариэтта снова вздернула подбородок, что вызвало у Нико раздражение и какое-то гораздо более опасное, но пока неясное чувство.

– Я же ответила на все ваши вопросы, – с упреком в голосе сказала она.

Нико обхватил пальцами ручку.

– Моя главная задача – обеспечить вашу безопасность, Мариэтта, пока злодей не будет схвачен, а не нянчиться с вами и не играть в экскурсовода. – Она дернулась, как от пощечины, но Нико и не думал смягчить тон. – Сейчас, если позволите, я займусь работой.

Он повернулся и пошел в дом. Войдя в кабинет, он так сильно хлопнул блокнотом и ручкой по письменному столу, что ручка закружилась по стеклянной поверхности и скатилась на пол.

Чертыхнувшись, он наклонился, чтобы поднять ее с пола, тщетно пытаясь убедить себя в том, что он просто раздражен, а не мучается совестью или, того хуже, желанием.

Мариэтта положила скетчбук и карандаш на деревянный стол, за которым сидела с Нико, и вынула наушники, сменив классическую музыку из составленного ей списка на летний хор цикад и далекие крики чаек, кружащих над океаном.

Прикрыв глаза, она наслаждалась морским воздухом и ароматом дикой лаванды, заросли которой раскинулись лиловыми пятнами на верхушках утесов, откуда остров и получил название Лавандовый.

Природа вокруг дышала красотой и безмятежностью. Шумный Рим с сумасшедшим жизненным ритмом остался в другом мире. Однако творческое вдохновение, на которое она так рассчитывала, пока не приходило. Мариэтта была разочарована.

А тут еще и Нико отказался показать ей остров. Мариэтта понимала, что он занят. Он, должно быть, переделал график работы, чтобы привезти ее сюда. Но эта нелепая идея принадлежит ему, а не ей.

Она очень хотела быть полезной. Ответила на все вопросы, даже самые личные, стараясь не раздражаться.

Он просто не имеет права быть таким великолепным. Сидел перед ней в потертых джинсах и босиком, в ослепительно-белой майке, со щетиной первого дня на щеках, придававшей ему такой привлекательный вид. Как она могла сосредоточиться в облаке исходящей от него такой мужской энергетики, что впору было задохнуться?

Открыв глаза, Мариэтта уставилась на бескрайнюю морскую гладь, неожиданно почувствовав себя маленькой и одинокой.

Силы небесные.

Что это на нее нашло?

Ныть и жалеть себя – не ее стиль.

Она сильная и всегда была бойцом, как мама, а не мечтательницей, подверженной приступам меланхолии, как отец. После смерти жены отец ушел в глубокую депрессию и совсем не заботился о детях, взвалив на сына обязанности по содержанию семьи, когда Лео еще не было и тринадцати.