Она вздрогнула и посмотрела на фотографию, которую все еще держала в руках. Дрожащими руками она аккуратно положила рамку на место. Время было упущено, она не сможет быстро опустить крышку и запереть бюро, рискуя повредить антикварную вещь.
Мариэтта сложила руки на коленях и судорожно сглотнула. Она нарушила границы дозволенного, но без злого умысла. Это небольшой проступок, пыталась она убедить себя.
– Я у вас в офисе, – откликнулась она.
Стоило ему войти, как по его лицу она немедленно поняла, что он увидел открытую крышку бюро. Его ноздри раздувались, губы сжались в тонкую полоску, он оцепенел, подобно каменному идолу, и зловеще молчал.
Сердце набатом стучало в груди Мариэтты.
– Нико, простите меня, – начала она скороговоркой, – я зашла в кабинет, чтобы воспользоваться телефоном, я позвонила и хотела уйти, но вдруг увидела это великолепное бюро, я подъехала поближе, чтобы получше его рассмотреть… Я… я не подумала.
Он продолжал буравить ее суровым взглядом, не произнося ни слова.
– Мне очень, очень жаль, – снова сказала она, и ее голос дрогнул. Потому что на этот раз она просила прощения не только за то, что нечаянно открыла бюро. Мариэтта выражала ему сочувствие. Она ничего не знала о его семейной жизни. Но фотография и хранимое с такой любовью бюро говорили сами за себя.
Мариэтта поняла две вещи: Нико любил свою жену, которая умерла.
У нее сжалось горло.
– Пожалуйста, скажите хоть что-нибудь, – прошептала она.
Нико подошел к бюро, осторожно опустил крышку, положив на нее руки. Он не смотрел на Мариэтту, но это было во сто крат хуже, чем если бы он испепелил ее взглядом.
– Уходите, – тихим голосом сказал он.
– Нико…
– Уйдите, Мариэтта, – повторил он.
Подавив попытку еще раз извиниться, Мариэтта развернулась и выехала из кабинета.
Глава 6
Нико вышел на террасу с двумя хрустальными бокалами и бутылкой выдержанного коньяка. Он остановился на выходе. Мариэтта сидела в кресле спиной к нему под лучами заходящего солнца, ярко-оранжевый край которого едва виднелся на линии горизонта. Ее длинные волосы цвета красного дерева свободно струились по плечам волнами, и Нико, не успев подавить крамольные мысли, представил, как он пропускает через пальцы эти густые шелковые пряди и наматывает на руку…
Он нахмурился и немедленно отбросил эту мысль. Мариэтта – сестра его друга, и ее безопасность – его основная ответственность. Он не должен отвлекаться на ее женственную привлекательность. В ее присутствии он обязан контролировать свои эмоции. Особенно после сегодняшнего случая, когда он застал ее за рассматриванием бюро Джулии. Он не знал, как реагировать на выражение сочувствия в ее глазах.
Эта женщина растревожила его душу с момента знакомства.
А этот ее взгляд сегодня днем в кабинете…
Просьба о прощении вкупе с жалостью. Все его существо восстало против этого взгляда. Ему была невыносима мысль о том, что Мариэтта его жалеет. Он не хотел ничьей жалости. Нико вызывал в людях различные чувства: уважение, покорность, доверие, страх, но практически никогда сочувствие или жалость. Он увидел и то и другое в глазах Мариэтты, и это выбило его из колеи. Нико запретил себе вспоминать о случившемся с Джулией, но иногда выдержка подводила. Чувство вины разъедало душу.
Нико подошел к столу и поставил бутылку и бокалы. Он пришел мириться, напомнил он себе, а не копаться в своих чувствах.
Мариэтта взглянула на него с испугом, который тут же сменился настороженностью и отстраненностью. Выгнув бровь, она спросила, выразительно взглянув на бутылку:
– Мы что-то празднуем? Неужели вам удалось задержать моего преследователя и вы почтили меня своим присутствием, чтобы сообщить мне, что завтра я смогу вернуться в лоно цивилизации?
Нико проглотил ее сарказм. Он избегал ее весь день, и она на него обиделась. Женщины терпеть не могут, когда их игнорируют. Нико прекрасно помнил это по двухлетнему опыту женатой жизни. Он бегло осмотрел ее наряд: светлые хлопковые брюки и изумрудный топ, облегающий высокую грудь и открывающий роскошные плечи. Интересно, она переоделась специально для ужина? Он почувствовал укол совести. Час назад она постучала в дверь кабинета и спросила, не приготовить ли ей что-нибудь на ужин. Он ворчливо ответил через закрытую дверь, чтобы она поела без него.
Открыв бутылку, он разлил коньяк по бокалам, поставил один перед Мариэттой и уселся в кресло напротив.
– Вы не считаете Лавандовый остров цивилизованным местом? – спросил он. – Или вы имели в виду компанию?
Щеки Мариэтты порозовели от смущения, хотя подбородок по-прежнему был поднят.
– Я уверена, что определенные части острова очень цивилизованные, просто я еще толком не видела острова. Что же до компании, пока я считаю ее удовлетворительной.
Несмотря на витавшее в воздухе напряжение, губы Нико растянулись в редкую для него улыбку. Никогда раньше женщина не описывала его словом «удовлетворительный». В те редкие моменты, когда он находился в компании женщины, он был, черт побери, более чем «удовлетворительным».
Он поднял бокал.