Одна душа (СИ)

До конца боя оставалось совсем немного – край площадки был в нескольких шагах, и схватка была бы окончена, как только нога Иниотефа оказалась бы за линией. Но у Аменемхета, как оказалось, были другие планы. Чем ближе был край поля, тем слабее становились выпады, и отражать их становилось всё проще. Иниотеф сначала не заметил этого, то ли от усталости, то ли просто оттого, что не ожидал, но постепенно силы начали возвращаться к нему, и он даже начал теснить противника к противоположному краю площадки. Априй и Нехо, уже не наблюдавшие за схваткой, потому что заранее определили её исход, снова сосредоточили всё внимание на сыновьях, обмениваясь удивлёнными взглядами. Априй обеспокоенно нахмурился, когда меч Аменемхета скользнул по плечу Иниотефа, оставив за собой неглубокую, но длинную царапину.

Через пять минут бой окончился. Поверженный Аменемхет лежал на земле, послушно подставляя беззащитное горло, которое, разумеется, вовсе не подвергалось никакой опасности. Иниотеф улыбался, счастливый своей победой. Он улыбнулся отцам, потом протянул руку другу и помог ему подняться. Рана на плече почти не причиняла боли – Иниотеф даже не вспомнил о ней. Фараоны улыбались сыновьям – они поняли, что Аменемхет поддался другу, добровольно принял поражение, и это было хорошим знаком. Вынужденное соперничество во время боя не имело подоплёки, и юношам было не столь важно, кто победит. Аменемхет знал, что толки о его успехах в военном деле и так доходят до отцов, и позволил товарищу показать себя.

На этот раз Нехо склонил голову перед Априем, признавая поражение сына, пусть и умышленное. Априй махнул сыновьям рукой, позволяя идти по своим делам, а сам повернулся к супругу.

– Твой сын поддался. Это было бы скверно, если бы не причина, по которой он это сделал.

– Ты сделал для меня то же самое когда-то. Помнишь? – Нехо улыбнулся.

– Помню. Нам тогда тоже было по шестнадцать.

Они замолчали, задумавшись. Им вспомнилась молодость, золотое время, когда они сами были наследниками, а их отцы правили страной. Тогда они не знали, что такое бремя власти, их учили всему, но они не были обременены ответственностью за судьбу целого народа. Им жилось легко и счастливо, и теперь, глядя на своих юных сыновей, они вспоминали себя в их годы.

Пока Фараоны предавались воспоминаниям, юноши, всё ещё пытающиеся отдышаться после битвы, вернулись к себе в комнату. Там было прохладно и темно, и наконец-то друзьям удалось вдохнуть полной грудью. Иниотеф, наконец, начал ощущать пульсирующую боль в плече, горячую струйку крови, текущую по руке вниз. Аменемхет нахмурился, подвёл друга к окну и пристально всмотрелся в рану.

– Прости, я не хотел причинить тебе боль. Позволишь?

– Да, – младший улыбнулся. – Мне почти не больно. Скажи, а зачем ты поддался мне? Ведь я знаю, что ты поддался.

– Тебе было важно победить. Я это видел, – Аменемхет отошёл в купальню и скоро вернулся с лоскутом мокрой ткани. Очень осторожно он стёр струю крови, тянущуюся от плеча к кисти, потом промокнул рану. – Вот, так лучше. Сыграем в сенет*?

– Не хочется, – Иниотеф поморщился. Рана давала себя знать, и играть совершенно не хотелось. – Я устал. Может, поспим? А потом сыграем.

Старший кивнул. Бой утомил и его, и сон был как нельзя кстати. Забравшись в свою постель, накрывшись белоснежной простынёй, Аменемхет уже начал было засыпать, но тёплая ладонь, коснувшаяся плеча, вернула его из мира снов.

– Можно мне лечь с тобой? – Иниотеф покраснел при этих словах.

Аменемхет молча подвинулся в сторону, освобождая место. Младший лёг на правый бок, спиной к другу, чтобы не ложиться на больное плечо, и почувствовал, как руки обвивают его торс.

Они спали вместе не в первый раз – в детстве часто, когда одному из них снился кошмар, они забирались друг к другу, чтобы не бояться. Бывало это и после, когда их с другими подростками брали в походы в пустыню, и они спали в одном шалаше, крепко прижавшись друг к другу, дрожа от холода. Это было невинно и по-детски. Но около года назад всё изменилось. Первым шаг сделал Аменемхет. Выбрав простейший предлог – слишком холодную ночь, он забрался в постель друга, и тот, изумлённый и ничего не понимающий, ощутил, как прохладные ладони заскользили по телу, делая удивительно приятно. Горячие губы прижимались то к затылку, то к чувствительной коже шеи и плеч, заставляя тихо вздрагивать. На этом дело ограничилось. Так продолжалось год – неуклюжие робкие ласки, сопровождающиеся стыдом и пунцовыми щеками. Неумелые поцелуи, страстные и заставляющие мороз пробегать по коже.

Это происходило редко. Чаще всего после дневных занятий и тренировок мальчики уставали настолько, что сил хватало только на то, чтобы добрести до постели и рухнуть в неё, не раздеваясь.

Но вот сегодня их освободили от занятий после боя, и когда они проснутся, солнце всего два часа как минует зенит. Это значит, что у них свободен целый день. Значит, они не устанут, и вечером смогут снова лечь рядом, чтобы делить поцелуи и ласки.