Одна и пять идей. О концептуальном искусстве и концептуализме

В пределах его возможностей или предполагаемых возможностей, перевод реализует различие между означаемым и означающим. Но это различие никогда не бывает чистым, а перевод чист в еще меньшей степени, и понятие трансформации требуется заменить понятием перевода: регулируемой трансформации одного языка другим, одного текста другим. Мы не должны и никогда не должны были иметь дело с «перенесением» чистых означаемых, которые означающий инструмент – или «средство» – оставил бы девственными и нетронутыми, от одного языка к другому или в пределах одного языка[114]

Однако Деррида предпринимает нечто, что Беньямин разрешил иначе: он начинает разрушать соссюровский концепт знака как части означающего (части, постигаемой при помощи органов чувств, то есть звуки, слова или изображения) и означаемого (умопостигаемой части: идея, референт или значение), и прежде всего разрушать ожидание, что первое дает систематический доступ к последнему. Деррида представляет эти две составляющие как оппозиции, но сцепленные и проникнутые друг другом. Его наблюдения о переводе появляются в контексте более широкого рассуждения о том, как метафизика (для него наивысшая философия) возлагает на семиологию, науку знаков, бесконечный поиск «трансцендентного означаемого», то есть концепта, свободного от языка. Бог – самый очевидный пример такого концепта; и здесь легко проследить связь с заключением Беньямина о том, что Священное Писание – это и начало и конец любого словоупотребления, существующего как до, так и после перевода.

Однако эта оппозиция семиологии и метафизики, языка и трансцендентного концепта, представляет собой форму конфликта между означающим и означаемым. Я полагаю, что именно к этому подводит Деррида в следующих строках:

То, что эта оппозиция не может быть радикальной или абсолютной, не мешает ей функционировать и даже быть незаменимой в некоторых пределах – очень широких пределах. Например, без нее был бы невозможен перевод. И на самом деле тема трансцендентного означаемого представляла собой часть горизонта абсолютно чистой, прозрачной и неоспоримой переводимости[115].

Беньямин и Малларме одобрили бы эти темы и согласились бы с ними: конфликт между означаемым и означающим не подразумевает закрытый языковой мир без пространства, необходимости или возможности перевода, в то время как конфликт между словами языков провоцирует стремление к пространству за их пределами, в котором все они могут быть переведены в чистый язык, в письмо как таковое, в écriture.

Деррида обобщает изложенное своими предшественниками, но также переходит и к новым толкованиям, которые можно отметить двумя ключевыми словами. Философ говорит о том, что перевод «осуществляет» различие между означаемым и означающим; то есть желаемым отношением будет повторение, тестирование, изучение и отработка возможностей, а не механическое воспроизводство фиксированных различий. Более того, он заменяет трансформацию переводом, признавая невозможность чистой транспозиции или просто «перенесения» из одного языка в другой. Безусловно, на этой стадии это «регулируемый» обмен, однако, поскольку деконструктивизм Деррида разросся, регулярность стала легко преодолимым препятствием в поиске нестандартного, следов, маргинальности, различий и самого différance.