Одна из двух роз

Впервые за все ее царствование Лондон устроил торжества в ее честь и праздновал от души. А в ближайшем окружении Маргариты появилось новое лицо. Это была дальняя родственница королевской семьи, супруга Джона Грея, лорда Феррерса, юная очаровательная Элизабет. Молодые женщины искренне подружились. Элизабет была дочерью того Ричарда Вудвилла, лорда Риверса, который женился на принцессе Жакетте Люксембургской. Новая придворная дама отличалась незаурядной красотой, унаследовав ее от матери вместе с утонченностью и любовью к жизни. Отец и муж одарили ее любовью к Алой розе Ланкастеров. Своей королеве она была предана беспредельно.

Как вовремя согрела королеву нежданная дружба, потому что небеса над ней вновь нахмурились. Судьба опять раздумала улыбаться Маргарите: 17 июля Джон Тальбот, благородный рыцарь, был убит в битве при Кастийоне, а артиллерия Жана Бюро уничтожила английскую армию. Аквитания вновь и навсегда вернулась к французам. Но эта беда не стала последней: 15 августа в Виндзоре случилась худшая трагедия…

В этот день в королевском замке праздновалось Успение Пресвятой Девы Марии. Вопреки своим монашеским привычкам, Генрих в этот день ел обильно, несмотря на удушающую жару, которая стояла этим летом.

Отобедав, король пожелал немного отдохнуть в своей спальне, а Маргарита с фрейлинами расположилась в саду в тени деревьев. Прошло часа два, и Маргарита, почувствовав тревогу, отправила Элизабет узнать о самочувствии короля.

Фрейлина довольно долго не возвращалась, а когда вернулась, все заметили, что она очень бледна и на глазах у нее слезы. Ни на кого не глядя, она опустилась на колени перед Маргаритой и тихо сказала:

– Госпожа моя королева, вас просят пожаловать тотчас же к королю, нашему господину. Он пробудился. Но…

Элизабет замолчала. Маргарита без церемоний встряхнула ее за плечи:

– Говорите же, что с ним! Он заболел?

– Он никого не узнает, мадам. Говорят, что разум его помутился и он потерял рассудок.

Не слушая ничего больше, Маргарита вскочила с места, подобрала юбки и побежала к покоям короля. И, войдя, вынуждена была признать с несказанной болью, что Элизабет ни на волос не погрешила против истины: несчастный король стал жертвой приступа безумия, первого в долгой череде других. Кровь деда, несчастного короля, чье сумасшествие едва не погубило Францию, заговорила в жилах несчастного внука. Приникнув к креслу супруга, Маргарита не могла не признать очевидное: Генрих стал телом без души, чей пустой взгляд остановился на ней, ничего не выражая.

Удар, постигший мужественную Маргариту, был настолько силен, что она слегла в горячке, и на протяжении нескольких недель ее жизнь внушала опасения. Леди Элизабет не отходила от постели королевы и, глотая слезы, ухаживала за ней. Сомерсет и кардинал Кемп навещали Маргариту каждый день. Сомерсет – из любви, которая поначалу была притворной, но со временем превратилась в настоящую страсть. Из любви, а еще из страха. Кардинал Кемп – из-за мучительного беспокойства. Его тревожила жизнь драгоценного младенца в чреве матери. Его отца постигло безумие, а мать и младенца готова была унести смерть. Благодарение Господу, королева выздоровела. Она была молода, и ее жизненной силы хватит еще на многие и многие испытания.

13 октября в Вестминстерском дворце ее величество подарила жизнь мальчику, которого нарекли Эдуардом и которому вскоре был дан титул принца Уэльского. Корона наконец получила наследника мужского пола, и Ричард Йорк в своем могучем и великолепном замке Фотерингей заскрипел зубами. Младенец отрезал ему дорогу к трону. У Ричарда больше не было никаких прав. Притязания потеряли законность.

Разочарование его было так велико, что в этот миг он, вполне возможно, отказался бы от всех притязаний. И возможно, даже подумал о примирении с нелюбимой Маргаритой, ставшей самой ослепительной из Алых роз. Их примирение было еще одним шансом, который давался Англии, чтобы избежать ожидающих ее ужасов. Но злой гений – пылкий Уорик – не сомкнул глаз. Он неотлучно сопровождал старшего Йорка. Обида и ненависть к королеве по-прежнему кипели в графе. Мысли о Маргарите не давали ему спать по ночам, но как только наступал рассвет, он от всего сердца желал ей гибели, чтобы прекрасный образ не мучил его вожделением и сожалением. Уорик вновь натянул тетиву, которая готова была ослабнуть.

– Я прекрасно понимаю, дорогой дядя, что вы видите мощную преграду на пути к трону. Но кроме главной существуют окольные. Король потерял рассудок, он не может править страной. Можно ли допустить, чтобы до совершеннолетия сына государством правила чужестранка? А вернее, Сомерсет, которого она так полюбила?

– И что, по-твоему, я должен делать?

– М-м-м. Всегда есть возможность поднять вопрос, законный ли это ребенок. Кто может, в конце концов, поручиться, что это ребенок короля, а не Сомерсета? В последнем случае я не вижу ничего хорошего для короны. Славный же будет король у нас на троне!