Одна из двух роз

– Даже не думайте об этом, мадам! – воскликнул «делатель королей». Он вошел в этот миг и услышал слова Маргариты. – Вы королева-мать и будете жить, любимой и уважаемой, в любом месте, какое выберете. Вы не покинете нас! Я… я бы этого не пережил…

Он говорил серьезно, весомо, почти торжественно, и Маргарита поверила в его искренность. Но не смогла удержаться и все же пустила в него стрелу.

– Мне даже захотелось вам поверить, – сказала она. – Но знаете, что странно: потеря человека, которого ненавидел всеми силами души, похожа на утрату любви. Жизнь без яда обесцвечивается. Вы не находите?

Уорик наклонился, взял руку Маргариты и поднес к губам.

– Вы говорили не обо мне, – тихо произнес он. – Я страстно ненавидел тех, кто был с вами рядом, имея право на улыбку и… любовь!

– Даже моего бедного супруга, обойдясь с ним так недостойно?

– Я обезумел от ярости. Вы постоянно от меня ускользали. Я пошел бы на что угодно, только бы задеть вас… и причинить боль!

– Вам это удалось, можете себя поздравить. Крестный путь моего ни в чем не повинного супруга я никогда не смогу вам простить…

– Увидите, я вознесу его так, что выше будет только небо! Вы тогда хоть немного меня полюбите?

В августе 1470 года в часовне замка Амбуаз Эдуард Ланкастер, принц Уэльский, обвенчался с Анной Невилл, дочерью графа Уорика и Анны Бошан, к этому времени уже покойной. Свадьба была отпразднована воистину по-королевски. Людовик XI умел быть щедрым, когда видел в этом для себя выгоду. На торжества прибыли все принцы французского королевского дома, и все принцы дома Анжу, и даже герцог Кларенс, брат нового английского короля, ставший зятем Уорика и очень к нему привязавшийся.

Золотоволосая новобрачная была прелестна в белом, затканном золотом платье. У Маргариты навернулись на глаза слезы. Она вспомнила себя в Нанси, когда стояла в соборе и рядом с ней был Саффолк, заменяя своего юного господина. Маргарита всем сердцем молилась, чтобы на союз, освященный изначально любовью, судьба не наложила печать трагедии, как это случилось с ней самой.

Через несколько дней молодая чета собралась отплыть в Англию с золотом и солдатами Людовика. Однако, когда они прибыли в Нормандию, Уорик с войском отплыл в Англию один.

– Будет лучше, если вы дождетесь здесь, когда я вас позову, – сказал он. – С вашего позволения, я справлюсь без вашей помощи с основной частью предстоящего. Думаю, это будет не трудно, потому что народ меня слушается. Но… Прошу прощения, мадам, за то, что вынужден сказать, но он может перестать меня слушаться, если я прибуду вместе с вами.

Уорик хотел, чтобы именно Маргарита осталась во Франции. Восстановить Генриха на троне было не так уж сложно – злоупотребления семейства новой королевы возмущали всех: и простой народ, и аристократов. Но если рядом с королем снова будет Маргарита, шансы на успех упадут. Маргарита очень не хотела расставаться с сыном. Он был с ней безотлучно во время ее крестного пути, он единственное, что у нее оставалось. Но… Она понимала, о чем говорил Уорик, и готова была покориться. Не понимал этого юный Эдуард.

– Речь идет о свободе моего отца! – восклицал он. – Я хочу за него сражаться!

– Вы покажете свою доблесть, когда придет час. Сейчас я прошу вас быть опорой вашим матери и молодой жене. И верьте: как только пробьет нужный час, я призову вас и покажу народу.

Уорик отплыл солнечным утром, и оставшиеся сочли это хорошим предзнаменованием.

Слава Уорика была велика, его влияние на простых людей – магическим, и стоило в Кенте появиться флагу с медведем с рогатиной, как народ встал на его сторону. Уорик двигался к Лондону во главе армии в шестьдесят тысяч человек. Столица мгновенно открыла ему ворота и объятия. Эдуарда IV застигла врасплох скоропалительная смена декораций, он едва успел убежать вместе с несколькими своими приверженцами.

Эдуард поспешно отплыл в Бургундию. Уорик отправился в Тауэр.

И там его ждал сюрприз.

Уорик ожидал увидеть в темной камере несчастного сумасшедшего, лежащего в нечистотах. Но увидел иное: аскетический порядок и просветленного, отрешенного от мирских забот человека. Король всегда мечтал стать монахом, и суровость тюремных правил пришлась ему по душе. Он обрел покой и умиротворение, внушавшие робость стражникам. «Его мистические способности возросли в страданиях, и Бог наделил его даром прозрения».

Так, однажды днем король позвал охранника и стал умолять его бежать к Темзе и спасти женщину с ребенком, которая бросилась в воду. Охранник послушался и в самом деле спас бедняжку. Когда он вернулся, король молился. Охранник попросил у него благословения.

На стене Генрих написал: «Царствование – суета». Омрачали его счастливое пребывание в тюрьме лишь мысли о близких; он не забывал о них, но ничего не знал об их судьбе. Думая о жене и сыне, он иногда плакал и поверял свою печаль Господу.