Одна любовь на двоих

– Да есть по рощам, но это с полверсты, – уточнил Петр. – Только вряд ли нас так далеко поведут, небось тут же и прикончат. Вот когда моя сестрица Марья, твоя матушка, узнает, что напрасно руки на чужое тянула, – проговорил злорадно. – Хотела отцово наследство заполучить, да из-за того наследства сына потеряла.

– Ну, покуда не потеряла, – хмыкнул Анатолий.

– Покуда, вот именно!

– Да, – горестно вздохнул Анатолий, – я, главное дело, ей посулил: голову, мол, сложу, а дознаюсь, что да как с тем завещанием. Сказал ради красного словца, а ведь так оно и выходит.

– Только ты и сам погибнешь, и не разузнаешь, какое оно было, то завещание, – злорадно проговорил Петр.

– Да я и так знаю, какое оно было, – небрежно бросил Анатолий. – Дед все вам с Фенечкой отказал, к тому же признал своими законными детьми. Написал он то завещание еще с полгода назад и отдал его одному своему другу на сохранение. Душеприказчиком его назначил. Не хотел дед, чтобы ты об условиях этого завещания прежде времени узнал. Боялся он тебя. Боялся: как узнаешь ты, что законным наследником станешь Перепечина, так и убьешь его, отца своего. А ты и в самом деле не приложил ли к сему руку, а?

– Да его удар хватил! – горячо сказал Петр. – Выпил на ночь лишку – да и помер во сне, это всякий подтвердит. Но объясни, Христа ради, если ты знаешь, что такое завещание было, зачем все ж приехал?!

– Я хотел узнать, может, твой отец еще что-то написал – в опровержение предыдущего. Например, вспомнил, что моя мать – его дочь, с которой он несправедливо поступил, лишив ее приданого, и вот захотел, хотя бы перед смертью, восстановить справедливость. А ты, думаю, эту бумагу затаил и ходу ей не даешь.

Наступила тишина. Анатолий напряженно вслушивался в резкое дыхание Петра. Чувствовалось, что молодой перепечинский барин потрясен. Анатолий неприметно усмехнулся…

– Да никакого второго завещания не было, – наконец сказал Петр. – Все по первому сделали.

– Но ведь у тебя его нет. Как же ты мог по нему поступать? Как узнал, что в нем написано?

– Ну, отец сколько раз говорил, что я тут хозяин! – хвастливо воскликнул Петр и спохватился: – А откуда тебе известно, что у меня того завещания нет?!

– Оттуда, что я знаю человека, которому оно было отдано на сохранение. И знаю, что оно по-прежнему у него.

– Да неужто тот человек давал тебе чужое завещание читать?! – изумился Петр.

– Нет, не давал. Но незадолго до своей смерти дед написал моей матушке письмо, в котором свою волю ей открыл. И имя своего душеприказчика назвал. Ну, тебе-то это имя хорошо известно!

– Конечно, – после некоторой заминки отозвался Петр. – Кому же оно известно, как не мне! А все-таки почему ты думаешь, что у меня этого завещания нет?

– Потому, что этого человека нет в живых. И я точно знаю, что до кончины своей бумагу эту он тебе не передавал.

– Он помер?! – возмутился Петр. – Да что же это за человек такой безответственный, да как он смел помереть, коли ему чужое богатство доверено?! Ну бывают же люди, а?!

– Да ты не бранись, – усмехнулся Анатолий. – Он помирать не хотел. Не по своей воле дела без призору бросил. Его, знаешь, о согласии не спросили, когда на него в лесу напали, убили да бросили мертвое тело. Потом, спустя немалое время, нашли его, да только по старому мундиру и опознали.

Некоторое время царило молчание, потом Петр простонал с ужасом:

– Бережной…

– Бережной, – повторил Анатолий. – Он самый.

– Так ты его знал! – воскликнул Петр. – А что ж не сознался, когда я про Фенькиного кавалера рассказывал?

– А какая разница, знал я его или нет? – небрежно проговорил Анатолий. – Ну, знал… Я даже знал, где он завещание деда хранил, знаю, где оно сейчас лежит, в каком тайнике.

– Где? – выдохнул Петр, и, чудилось, даже тьма вокруг задрожала от того жадного нетерпения, которое в этом голосе прозвучало.

– Знать-то знаю, – вздохнул Анатолий, – но описать не могу. Найти нашел бы, а так, на словах… Да что проку говорить! И Бережного в живых нет, и нам конец!

– А может, еще и не конец! – тихо вымолвил Петр.

– Надеешься, крестьянушки твои одумаются и нас на волю выпустят? – скептически хмыкнул Анатолий. – Или помощь подоспеет? Да навряд ли! На Ганькино милосердие у меня вовсе надежды нет, на помощь извне – тем более. И из этого подпола никакого тайного пролазу нет. В поварню не выйти – там стража. Так что висеть нам на березах! Или на черемухах, какая разница?

– Погоди, не отпевай раньше времени, – с отчаянной ноткой, словно внезапно решившись на что-то, сказал Петр. – Пошли-ка, найдем стену. Руку дай, а то потеряемся в этой кромешности.

Осторожно, поддерживая друг друга, они через некоторое время дошли до стены: подвал был, конечно, велик, но все же не бесконечен.

– Теперь вот что, – сказал Петр. – Я пойду налево, ты – направо. Будем идти, стены ощупывать да простукивать. Коли глухо – дальше иди, земля там. Ну а коли гулом загудит, то крикни об этом, потом остановись и стой там, пока я к тебе не подойду.

– А дальше-то что? – удивился Анатолий.

– После скажу. Иди да стучи!