Не нужно смотреть на подпись, чтобы понять, кто отправил записку. Флоренс, мать Ноа. Я знаю ее почерк по поздравительным открыткам. Это первый раз со дня похорон, когда она решила со мной связаться. И я снова вспоминаю тот день в холодной, гулкой церкви, и пустота расползается в груди, как иней. И перед глазами, словно чернильные разводы, всплывают силуэты скорбящих, и красные гвоздики, которые Ноа терпеть не мог, и классические черные автомобили, и лакированный деревянный гроб. Я тогда смотрела на него и представляла, как Ноа гниет там внутри, на шелковых подушках.
Осторожно, словно боясь, что бумага рассыплется от малейшего дуновения, я открываю первую страницу потрепанной, залитой кофе стопки. И тут же вижу надпись, сделанную рукой Ноа: «Элоди, Элоди, ты точно станешь звездой!»
Я пролистываю страницы, наскоро просматривая его шутки, замечания и комментарии. И снова часть души раскалывается и осыпается в черную бездну боли. Мы с Флоренс обе похоронили человека, которого любили. Но ее боль несравнимо больше моей, и меня накрывает осознанием, что ни одна мать не должна хоронить сына и уж тем более – отправлять частичку воспоминаний о нем девчонке, с которой он не так уж и долго встречался. Завтра я отсканирую рукопись и отправлю оригинал Флоренс.
Наше с Флоренс знакомство состоялось за обедом во французском ресторане на Трафальгарской площади – я тогда нервничала так сильно, что не могла проглотить ни кусочка, а Ноа постоянно шептал мне на ухо: «Она непременно тебя полюбит. Как ты можешь ей не понравиться?» Я купила для нее цветы – пионы, ее любимые, – и Флоренс назвала меня «очень проницательной».
Конечно, миссис Ним не собиралась задевать меня, но ее вопрос, заданный без всякого злого умысла, режет меня как остро заточенный нож. Из крохотного семечка почти невинной лжи выросла целая терновая чаща.
Паника хватает меня за горло тонкими пальцами и давит так, что невозможно вздохнуть. Я судорожно опираюсь на стену и тут же вздрагиваю: чья‐то рука ложится мне на плечо.
Это Джек.
– Дыши, – велит он. – Дыши.
Но я не могу. Не могу. Я…
– Ты мне доверяешь? – спрашивает Джек, заглядывая прямо в глаза.
Я киваю.
– Элоди, я все исправлю. Все будет хорошо. Обещаю.
Глава двенадцатая
Тот день
Увидев, как меня потрясло письмо от Флоренс, Джек, позабыв о нашей недавней размолвке, настоял, чтобы я переехала к нему на несколько дней.
Впрочем, сегодня он вместе с родными собрался в Лондон смотреть спектакль с участием Тобина, друга его брата Чарли. Так что пришлось мне отправляться домой, где обнаружилось, что у меня не только лампочка над крыльцом не работает, а еще и замок толком не закрывается. Опасаясь, что сталкер попробует вломиться, я подперла дверь кухонным стулом. Так себе попытка обезопаситься, но домовладелец до сих пор не ответил на мои взволнованные письма. Если не дождусь ответа до завтрашнего утра, придется вызывать мастера самой. Джеку я про дверь ничего не говорю, чтобы не волновать лишний раз. Но я уже соскучилась и по нему, и по его дому – совершенно восхитительному, мне на такой в жизни не заработать. Предложение переехать к нему насовсем очень заманчивое. И если я не смогу найти другую работу, а родители все‐таки узнают, что никакого контракта на книгу нет и не было, то у меня и других вариантов‐то не останется.
Я только успеваю забраться в кровать, как Джек присылает мне фото – они с братом сидят в зрительном зале, дожидаясь начала представления.
Я отправляю ему в ответ фото ноутбука и чашки с чаем, пристроенных на кровать.