Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Однажды во время очередной экскурсии по зоопарку Хью-Джонс и его студенты стали свидетелями смерти жирафа, скончавшегося после экстренной операции на травмированной ноге. Доктор принял участие во вскрытии и измерил трахею животного, длина которой составляла 1,7 м. Вспоминая духовые трубки, он размышлял о том, как жирафам удается существовать с настолько длинной трахеей. Можно ли было применить к живым организмам принцип, услышанный от старейшин племени? После дополнительных измерений Хью-Джонс наконец нашел ответ на свой вопрос. За миллионы лет естественного отбора трахея жирафа стала гораздо у́же, чем у любых других близких видов, что уменьшило объем мертвого пространства[24]. Это позволило трахее жирафа превысить длину, предписываемую законами физики.

Завершив измерения, доктор Хью-Джонс обнаружил четырехметровую струнообразную структуру. Одним концом она крепилась к мозгу жирафа, затем спускалась на два метра по длинной шее, огибала крупный кровеносный сосуд и поднималась на два метра вверх, к гортани. Эта ткань, показанная Ричардом Докинзом в одном из выпусков документальной передачи «Анатомия крупнейших животных» в 2009 году, была возвратным гортанным нервом, координирующим движение голосовых связок у млекопитающих. Благодаря случайной причуде эмбрионального развития возвратный нерв у формирующегося плода подходит к гортани, огибая небольшую тканевую дугу. Крошечная дуга вскоре превращается в крупнейший кровеносный сосуд организма – дугу аорты. У людей это едва заметно, огибание дуги добавляет всего лишь сантиметр к общей протяженности возвратного нерва. Но у жирафа нерв тянется вверх, через всю двухметровую шею, а затем в обратном направлении. Признайтесь, вряд ли можно назвать это разумным замыслом. Как если бы я дважды обернул провод от удлинителя вокруг своего дома, просто чтобы подстричь газон.

Однако на этом работа доктора Хью-Джонса не закончилась. Закрепив мягкие трубки в ноздрях жирафов и верблюдов и поочередно зажимая их пальцами, исследователь описал, как по ним проходит воздух.

Жирафы делают очень глубокие и медленные вдохи, чтобы преодолеть мертвое пространство в чрезвычайно длинной и узкой трахее. В состоянии покоя ток воздуха в трубках плавный и ровный, словно струйка, вытекающая из наполовину открытого крана. При учащенном дыхании из‑за малого внутреннего диаметра трахеи воздушный поток становится грубым и турбулентным, как хлещущая под напором вода. Вот почему жирафу пришлось замедлиться: воздушный поток в его дыхательных путях стал турбулентным.

Спустя сорок лет после того, как доктор Хью-Джонс измерил трахею жирафа, полученные им знания помогли облегчить дыхательную недостаточность Ифана. Сначала мы удалили все пластиковые детали, соединяющие легкие Ифана с аппаратом ИВЛ. Это кусочки мертвого пространства, которые не участвуют в газообмене и снижают эффективность каждого вдоха. Таким образом удалось увеличить объем и сократить число вдохов в минуту. Теперь Ифан дышал медленно и глубоко, как жираф, и мог дальше убегать от погони. Нападение, совершенное несколько дней назад, продолжало убивать его мозг.

Глава 5 Ответы у нас под носом

Я ненавижу летать, но люблю путешествовать. Не колеблясь я пошел на эту жертву, лишь бы сменить унылое октябрьское небо Англии на медовый балийский закат. Меня попросили рассказать об этой книге на крупнейшем фестивале слов и идей в Юго-Восточной Азии – Фестивале писателей и читателей в Убуде. Темой того года была карма. Мне потребовалось около шести секунд, чтобы набрать на клавиатуре одиннадцать символов: «Я выступлю!» Некоторые решения даются нам легко. Но во время 16‑часового перелета я столкнулся с гораздо более сложной дилеммой, повлиявшей на всю мою оставшуюся жизнь.

– Курица или вегетарианское блюдо, сэр? – уточнила бортпроводница.

Последовала неловкая пауза. Кажется, я обдумывал ответ целую вечность. Мне нужно было что‑то выбрать.

Полет через экватор переворачивает ваш мир с ног на голову. Глядя в иллюминатор, я зачарованно наблюдал за отражением лунного света на земле. То же свечение я видел и дома, но совершенно иное. Полумесяц в небе был нарисован слева направо, словно широкая улыбка, а не сверху вниз, как я привык. Персидский залив усеивали ряды нефтяных вышек – морских церквей, воспевавших черную маслянистую магию.

Время. Шло. Медленно. Все вокруг отсчитывало минуты: скучный фильм, плачущий ребенок, набухающие мешки у меня под глазами.

– Простите, сэр, курица или вегетарианское блюдо?