Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Перед моим мысленным взором бьется его огромное сердце. Толстая красная мышца, вдвое-втрое больше сердца Ифана. Человеческое сердце такого размера попросту отказало бы и привело к смерти. Кислород не смог бы проникнуть внутрь сквозь плотные мышечные стенки, и у человека случился бы сердечный приступ. Меж тем сердце жирафа остается здоровым. Эти животные реже других млекопитающих страдают сердечно‑сосудистыми заболеваниями. Почему? Как? Мы не знаем. Более того, до недавнего времени мы даже не задавались этим вопросом.

Стенки сердечной мышцы должны быть толщиной с филейный стейк, чтобы проталкивать темно‑красную кровь столь высоко. Вверх, вверх, вверх. Артериальное давление жирафа в два раза выше человеческого и составляет 200 мм рт. ст. У жирафов самое высокое кровяное давление среди животных. Такого напора достаточно, чтобы протолкнуть кровь к мозгу, и именно в этом нуждался Ифан. Специалисты заметили, что желудочки жирафа очень толстые и не имеют рубцов или фиброзированных участков[20], которые характерны для пожилых людей. Сейчас мы знаем, что все дело в мутациях пяти генов, связанных с фиброзом, и эти сведения могут сильно помочь нам в лечении кардиологических заболеваний. Кроме того, камеры жирафьего сердца дольше заполняются кровью, в результате чего выброс крови увеличивается.

Пожевав листьев с дерева, жираф отправляется дальше. Вдали слюдяным серебряным блеском сверкает водная гладь. Жираф уверенно, но неторопливо подбирается к воде. Высовывает шестидесятисантиметровый язык. Медленно‑медленно пригибает к земле идеально прямую шею. Как вы понимаете, в таком положении кровь под действием гравитации приливает к голове животного. Если мозг оказывается ниже уровня сердца, непременно растет внутричерепное давление, как это случилось и у Ифана. Но организм жирафа знает, что большое скопление венозной крови – это плохо. Его кровеносные сосуды оснащены мощными односторонними клапанами, препятствующими току крови вниз, к мозгу. Вода прохладная, как осенний дождь.

Теперь, принимая пациента в критическом состоянии после черепно‑мозговой травмы, я знаю, как могу ему помочь, благодаря особенностям анатомического строения жирафов. Пока Ифан лежал без сознания, в его шейные вены установили пластиковые трубки. Через них в организм поступали сильнодействующие препараты, которые заставляли его сердце биться сильнее и чаще. При каждом ударе оно выталкивало количество крови, равное уже не двум, а сразу трем стопкам водки. С помощью лекарств артериальное давление парня поднялось со 100 до 180 мм рт. ст. и стало практически таким же высоким, как у жирафа. Так мы могли обеспечить ему нормальное мозговое кровоснабжение. Мы также внимательно следили за венозным оттоком. Вздутые вены на шее – как у певца, взявшего высокую ноту, – может сдавливать одежда или, в нашем случае, медицинское оборудование. Поскольку сосуды в теле человека не имеют тех клапанов, что есть у жирафа, блокирование этих мягких и гибких трубок не даст венозной крови вернуться в сердце, в результате чего вырастет внутричерепное давление. Чтобы избежать этого, мы разрезали одежду Ифана. Его мозг откликнулся и стал постепенно возвращаться к жизни. Однако опасность еще не миновала – ни для Ифана, ни для жирафа.

Жирафу не удается вдоволь напиться в саванне. Шорох в кустах, облако пыли. Начинается погоня – одно животное преследует другое. Долговязый и, казалось бы, неуклюжий жираф убегает с поразительной скоростью. Адаптации, необходимые для этого, кроются в коже. Те же приспособления позволяют летчику‑истребителю преодолеть звуковой барьер и не потерять сознание. В чем секрет?

В далекие достопамятные времена, в период учебы на врача, я вступил в Королевские военно‑воздушные силы Великобритании. Думалось мне, что я стану военным врачом, доблестно стоящим на страже Родины. Когда я, девятнадцатилетний, подписывал чернилами документы на военной базе, предвкушение будущих приключений затмило горечь добровольно утраченной свободы, которую мне предстояло испытать пятью годами позже.

Ощущение, что я угодил в ловушку, пришло ко мне, когда я, сидя в блестящем синем спортивном автомобиле, купленном на кадетскую стипендию, направлялся на военную базу, чтобы начать офицерскую подготовку. Моя жизнь больше мне не принадлежала. Я не мог вернуть все вспять, даже если бы очень захотел. А я очень хотел.

Я сильно изменился с тех пор, как девятнадцатилетним юнцом подписывал контракт. Я только что женился. Моя супруга, учительница по профессии, задавалась вопросами о том, где буду я, где будет она и как в целом изменится наша жизнь. Единственный честный ответ, который могли мне дать старшие офицеры, звучал так: «Мы еще не знаем». Некоторых будоражит неопределенность. Поначалу я чувствовал то же самое, но неизвестность меня страшила. Всю дорогу я мучил себя размышлениями о том, что не могу развернуться. Если, конечно, хочу остаться в армии.

А потом я просто взял и повернул назад.