Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Поначалу Люси сильно тревожилась, что ей не хватит рук позаботиться о каждом. Она боялась, что ей не удастся уберечь их от опасностей. Адреналин, любовь и надежда были топливом для Люси и Оуэна. И еще двойные эспрессо. Первое время было трудно, потом – еще труднее. Были и слезы, и громкий смех. Прошли ли они через все это совершенно невредимыми? Нет, но большинство ран зажили, а шрамы служат напоминанием о том, что они смогли преодолеть. Жизнь изменилась окончательно и бесповоротно. В чем‑то она стала хуже, но по большей части – гораздо, гораздо лучше. Лучше во многом благодаря пониманию микробиома, жизни внутри жизни, и тем урокам, что преподали нам коалы.

Глава 4 Голова в облаках

Сегодняшний день начался в пять утра. Сквозь угольно‑черный бархат широкого африканского неба робко просачивался голубой утренний свет. На завтрак у меня был совершенно особый кофе. Богатый, горький, сладкий. Бобы, которые перемололи, чтобы меня взбодрить, доставили не по воде и не по воздуху. Их привез грузовик по дорогам Центрального нагорья Кении, покрытым красной пылью и коркой соли. А вода, которой рабочие мыли руки, поступала из реки Риары, питаемой горными ручьями.

Я побывал в Эмпуселе («соленое, пыльное место»), в самом сердце Кении, больше известном как Национальный парк Амбосели. Эта сухая колыбель человеческой истории до сих пор полна диких животных, племен масаи и автомобилей для сафари. Я провел там свой медовый месяц, и мой разум был занят любовью, а не смертью. Десять лет спустя, увидев Ифана в своем отделении, я мысленно перенесся в те пыльные дали. Дело в том, что именно в Кении я обрел знания, способные спасти моего пациента.

Для этого не нужны были ни аппараты, ни медикаменты, ни даже человек.

Подпрыгивая, наш белый фургон закладывает стремительные виражи, с трудом входя в повороты, словно пьяный матрос, цепляющийся за борта во время качки. В воздухе раскаленным маревом висит пыль. За поцарапанным стеклом проносятся приплюснутые кроны и извилистые стволы деревьев. Небо, во всю ширь распластавшееся над африканскими равнинами, кажется абсолютно бескрайним. Водитель резко дает по тормозам, подняв целое облако были.

– Ш-ш‑ш! Смотрите! Вон он!

Он действительно стоит там. Точеные ноги переходят в крепкие округлые бедра. На конце тонкого пятнистого хвоста видна черная кисточка. Кожа – калейдоскоп желтых песчаных дорог, испещренных шоколадно‑коричневыми бабочками. Внутри этого мускулистого тела находится одиннадцатикилограммовое сердце, которое перекачивает 60 литров крови в минуту. Сжимая, сдавливая, стискивая. Невидимая кровь под нарастающим давлением поднимается на высоту двух метров – к мозгу. Масайский жираф поворачивается и опускает голову. Я наблюдаю за ним, затаив дыхание.

Семь миллионов лет назад в евразийских лесах жили самотерии, предки жирафов. Эти похожие на быков животные использовали свою метровую шею, чтобы поедать траву и листья деревьев. В ходе естественного отбора шея продолжала расти – у современных жирафов длина ее может достигать двух метров, – что сопровождалось другими анатомическими и физиологическими адаптациями.

Число шейных позвонков у птиц, рептилий и амфибий значительно разнится. Если бы вы оказались у озера Накуру, в Великой рифтовой долине[17] в Кении, вашим глазам предстало бы зефирно‑розовое облако из двух миллионов фламинго, у каждого из которых по 19 шейных позвонков. Утки, коричневые перья которых несколько разбавляют этот приторно‑сладкий ковер, имеют 16 позвонков, гуси – от 16 до 23, а лебеди – 24 и более. У всех млекопитающих, кроме ленивцев и ламантинов, шея, независимо от размера, состоит из семи позвонков. В том числе и у жирафов. Хотя длинная шея позволяет съесть больше листьев, столь чрезвычайная адаптация дает сильную нагрузку на мозг, легкие и соединительные ткани.

Вариации различных природных механизмов крайне любопытны. Если рассматривать их в контексте медицины, они могут подсказать людям новые методы лечения. Современные представления о том, как наш мозг реагирует на травмы, или о способах спасения людей, страдающих астмой, обусловлены пониманием устройства тела жирафа. Эти животные также показывают нам, что разумный замысел[18] не так уж разумен.

Мы приближаемся к потрескавшимся глинобитным стенам деревенских хижин. Мальчишка лет трех несет на руках грязную козу. В густом жарком воздухе раздаются странные звуки.

Красивые, мощные, тревожащие душу.

На фоне играет что‑то вроде волынки, звучат мелодичные голоса, им вторит толпа. Где‑то неподалеку поднимается дым от костра. У меня возникает ощущение, что я нахожусь на огромном футбольном стадионе посреди скандирующей вспотевшей толпы, музыки и барабанов. Здесь в едином экстазе сливаются сотни лет музыкальной истории. Песней масаи приветствуют меня, пришедшего в их деревню, в их жизнь.