Одна на миллион (СИ)

Ян и Сёма подскочили на месте, словно ошпаренные, и я поднялась вместе с ними. Они выглянули из комнаты, замерев в дверном проёме, и натянули на лица едва ли искренние улыбки. Когда в борьбе между любопытством и разумом победило первое, я протиснулась между Яном и Сёмой, вытянув шею, чтобы хотя бы краем глаза глянуть на Никитиного брата.

— Парни! — произнёс Женя и кивнул каждому из них. — Мне очень неудобно, но ваши сегодняшние посиделки придётся отменить, я …

Но он не договорил, потому что тут же умолк, как только его взгляд пересёкся с моим. Несколько долгих мгновений мы изучающе разглядывали друг друга, и я успела заметить, что а)он был совершенно не похож на Никиту и б)всё равно был довольно красив.

— Привет, — Женя оказался первым, кто нарушил молчание.

— Привет, — сказала я.

— Это Рита, — представил меня Никита. Он почесал подбородок ногтем указательного пальца.

— Маргарита, значит? — уточнил Женя. — Марго?

— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Рита.

— Ну как скажешь, Рита. Я Женя, брат этого болвана.

— Я знаю, — коротко кивнула я.

Женя улыбнулся мне, а затем снова повернулся к Никите и сказал:

— Ладно, у вас есть ещё один час.

С этими словами он проскочил мимо нас прямо по коридору и исчез за первой дверью направо. Никита шумно выдохнул и потёр переносицу большим и указательным пальцами.

— Играем дальше? — спросил он уже без особого энтузиазма.

— Пожалуй, я домой, — поднял руку Сёма. — Всё равно мама сегодня в ночную смену работает, а мне с малышнёй сидеть.

— Я тоже пойду, — согласился Ян.

Они оба прошли в коридор, быстро обулись, попрощались со мной (Сёма помахал рукой, Ян обошёлся лишь коротким кивком), обменялись рукопожатиями с Никитой и выскочили за дверь. Я продолжала топтаться в дверном проходе между комнатой и коридором, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты можешь остаться, если хочешь. И, кстати, он, — Никита махнул головой в сторону двери, за которой минутой ранее исчез Женя, — не всегда такая сволочь, просто на сегодня у него наметились внезапные планы.

— Наверное, я тоже пойду домой, — сказала я.

— Ты не обязана …

— Брось, — я махнула рукой. — К тому же всё равно, кажется, я растеряла последние капли своего игрового таланта!

— И то верно, — пробормотал Никита, улыбнувшись.

Я мотнула головой, словно разочаровавшись в самой себе, и прошла в прихожую. Присев на специальный пуфик, служивший ещё и скрытым шкафчиком для обуви (я знала это, потому что дома у меня стоял похожий), я притянула к себе туфли, подцепив их пальцами за задник. Мне не надо было поднимать голову, чтобы увидеть, что Никита вперил в меня свои васильковые глаза. Я чувствовала это. Быстро расправившись с обувью, я встала, отдёрнула юбку и взглянула на Никиту в ответ.

— Я провожу? — спросил он.

Я покачала головой, но Никита продолжал смотреть на меня и улыбаться, и я поняла, что это был не вопрос вовсе. Скажу честно — спорить с ним я не стала потому, что была не против ещё немного времени побыть в его компании.

Наручные часы Никиты показывали пять минут девятого, когда мы вышли из подъезда и оказались на улице, где наступающий закат начал обозначаться бледно—оранжевыми красками неба. Я вжала голову в плечи и сложила руки на груди в попытке укрыться от прохлады весеннего ветра, пытающегося забраться за ворот моей светло—розовой рубашки поло.

— Прохладненько, — констатировал Никита, засовывая руки в карманы джинсов.

Он был в одной зелёной футболке с изображением неизвестной мне музыкальной группы, чей плакат я видела на стене его комнаты, потому что, как и я, был нагло обманут чересчур жарким утром. Я хотела сказать, что согласна, но прикусила язык, когда дрогнула из—за резкого порыва ветра, и потому лишь кивнула.

— Я могу объяснить дерзкое поведение моего брата, — сказал Никита спустя минут пять абсолютного молчания.

— Ты не обязан, — ответила я.

— Знаю. Просто он не всегда был таким, и я не хочу, чтобы ты подумала, что я весь такой из себя бедный парень из неблагоприятной семьи.

— Я так и не подумала.

— Знаю, — снова повторил Никита.

Я не понимала, к чему он вёл, и почему вообще пытался как—то оправдаться передо мной, но, взглянув на него краем глаза, я заметила, что его голова была опущена вниз, словно ему было стыдно.

— Мои родители очень хотели детей, — начал он, пиная на ходу каждый попадающийся под ноги крупный камень. — По крайней мере, мама так рассказывала. У них ушло около трёх лет на то, чтобы пытаться, и ещё полгода на то, чтобы окончательно принять решение взять ребёнка из дома малютки.

Никита умолк. Я не знала, что ему ответить.