Одна на миллион (СИ)

Я решительно затормозила на месте, и Никите тоже пришлось остановиться. Мы стояли на тротуаре, расстилающемся вдоль одной из главных улиц города, которая заканчивалась домом культуры с огромной концертной площадкой и смежным с ней искусственным водоёмом. Мимо нас проходили парочки, и куда—то торопились одиночки, тянущие за собой маленьких собак на коротких поводках. Ветер забирался в моё декольте и заставлял меня пожалеть о том, что я решила надеть платье, но лишь на мгновение, потому что в тот же момент я вспоминала, с каким неприкрытым восхищением часами ранее смотрел на меня Никита.

— Я бы очень хотела подарить тебе кое—что ещё, — произнесла я. — Если ты, конечно, позволишь.

Минуту казалось, что Никита меня не расслышал: он хмурил брови, кусал нижнюю губу и практически коснулся своего подбородка, чтобы рефлекторно почесать его, но вовремя убрал руку прочь.

А затем он моргнул несколько раз, как будто только что меня заметил.

— Что? — спросил он.

И тогда я выложила ему как на духу свой едва ли гениальный план, согласно которому Никита должен был пригласить ту девушку, которую он любит, на последний звонок. Но до этого они обязательно должны были поучаствовать в глупом конкурсе на короля и королеву выпуска, который сама я так презирала, и я пообещала ему сделать всё, что в моих силах, и в силах его друзей, чтобы они победили, и если она не полная дура, после всего этого она точно поймёт, как сильно Никита её любит, и какой он замечательный, и тоже в него влюбится.

Никита слушал меня внимательно, и даже когда я закончила, не торопился оппонировать мне в ответ. Прищурившись, он разглядывал меня так, как наверняка смотрят врачи на своих душевнобольных пациентов: с опаской того, что если их оставить одних, они сотворят что—то страшное.

Секунды молчания превратились в десятилетия. Я поджала губы и резко подняла брови, одновременно кивая головой, выражая тем самым свою готовность выслушать Никитино мнение. Но он молчал. Ровно до тех пор, пока я вдруг не заметила, что вена на его шее необычно вздулась.

— Ник … — начала было я, но не успела.

Впервые за всё время, что я была знакома с Никитой, он в буквальном смысле взорвался:

— Ты серьёзно?? — Никита рассмеялся, но этот смех не был похож на его обычное проявление радости, — Господь Всемогущий!

Я непроизвольно выпрямила спину. Никита буквально за одно мгновение превратился из спокойного парня в ходячий ураган эмоций, готовый снести всё на своём пути. Я искренне не понимала его негодования, и, казалось, это только сильнее злило юношу.

— Если ты не хочешь, чтобы я помогала … — я пожала плечами, но Никита снова оборвал меня на полуслове:

— Не хочу, чтобы …? Ох, ради Христа, Рит! — взмолился он, поднимая руки к небу, а затем накрыл ладонями своё лицо и тяжело вздохнул.

Я стояла посреди улицы как громом поражённая и раз за разом прокручивала в голове все сказанные мной слова.

— Я думаю, что тебе стоит успокоиться, — понизив голос, произнесла я. — И объяснить мне, в чём дело.

Никита выпятил челюсть и скрестил руки на груди, отчего мышцы на его предплечьях стали выглядеть рельефнее.

— А я думаю, что ты слишком много думаешь. Иногда стоит хотя бы на мгновение перестать анализировать, чтобы понять, что всё вокруг гораздо проще, чем ты думаешь.

Взгляд Никиты был красноречивее любых слов, которые могли бы ещё сорваться с его губ.

— Смешно, — я оскалилась. Впервые за всё время я со злостью смотрела на Никиту Макарова. — Значит, тебе моя помощь не нужна, как я понимаю? А я то, наивная, думала, что мы друзья!

Никита снова хохотнул, но теперь это больше походило на отчаяние, чем на издёвку. Краем глаза я заметила, как немолодая женщина в красном пальто остановилась в паре метров, с любопытством нас разглядывая.

— Ладно, — уже более спокойно произнесла я. Мне пришлось сосчитать про себя до пяти, чтобы перестать трястись. — Просто скажи мне, что случилось? Почему ты срываешься на меня за глупую попытку помочь?

— Да потому что я ТЕБЯ люблю! — Никита как будто задыхался. — Неужели ты не видишь? С самого первого класса! Я не знаю, как вся эта штука внутри работает, но я как только тебя увидел тогда, первого сентября, с этими огромными оранжевыми бантами в волосах, так сразу и понял, что всё пропало. Ты сидела одна за второй партой в третьем ряду и хмурила брови, словно уже в голове какие—то уравнения решала, и каждые пять секунд вздыхала так тяжко, словно уже успела осознать крайнее несовершенство этого мира, а всё, о чём я сам мог думать — так это то, какая же ты красивая!

Внезапно я ощутила невероятную усталость — такую, из—за которой ноги подкашиваются слишком внезапно, чтобы успеть подстраховать себя от падения, и мне пришлось схватиться за Никитино плечо, чтобы не рухнуть.

— О чём ты говоришь? — шёпотом спросила я.

— Я думал, ты поняла … Мне казалось … — Никита сглотнул. — Ты была со мной такая милая: не та девчонка с хмурым и серьёзным взглядом, которую я любил уже десять лет, но та с горящими глазами и звонким смехом, в которую я влюбился по новой.