Одна на миллион (СИ)

— Всё очень вкусно, Юлия Александровна — сказала я, отправляя очередную вилку салата с фасолью и сухариками в рот.

— На здоровье, милая! — ответила женщина.

Она успевала одновременно смотреть телевизор, располагающийся на кухне, следить за тем, что Даша кладёт себе в тарелку, поправлять Олега, когда тот забывал, где находится, и позволял себе пропустить пару фамильярных словечек, и разговаривать со мной. Мне нравилась Юлия Александровна — она олицетворяла в себе всё то, что я так старательно пыталась отыскать в своей маме.

Через некоторое время она попросила меня помочь ей с тортом. Оставив парней и Дашу в гостиной, мы переместились на кухню, где Юлия Александровна отодвинула штору и продемонстрировала мне большое шоколадное произведение искусства, украшенное ягодами и фруктами.

— Вау, — присвистнула я. — Вы сами делали?

Женщина кивнула.

— Никогда не знаешь, что кладут в эти покупные торты, — произнесла она, осторожно опуская блюдо на стол.

— Особенно если учесть, что у именинника аллергия на арахис, — вдруг вспомнила я.

Юлия Александровна замерла со свечками в руках и вопросительно вскинула брови.

— Ты знаешь?

Я пожала плечами, мол, не такое уж и большое дело.

Когда мы расставили разноцветные свечи в количестве восемнадцати штук по кругу и зажгли их с помощью спичек (я даже не подозревала, что кто—то до сих пор ими пользуется), Юлия Александровна вдруг взяла меня за руку.

— Хорошо, что ты пришла … Он так рад! — улыбнулась она.

Гостиная в квартире семьи Остапенко располагалась точно напротив кухни, и поэтому стоило мне только сделать шаг в сторону к дверному проёму, как я бы увидела всех сидящих за столом, включая Никиту. Но я продолжала стоять на месте с протянутыми к торту руками и смотреть на Юлию Александровну, чьё круглое лицо, покрытое веснушками, светилось, словно солнышко.

— Знаешь, Никита ведь мне ещё одним сыном стал после смерти его родителей … Три года — ведь это не такой уж и большой срок, верно? Но он справился. Не сразу, конечно, но справился. Спустя несколько месяцев он снова смог улыбаться, а спустя ещё год он уже снова стал похож на того Никиту, которого все мы так любили.

Я пыталась вспомнить Никиту Макарова трёхлетней давности, но в голове просто не было этих воспоминаний. Неужели, я была настолько слепа, что не замечала горя на лице человека, который постоянно улыбался?

— Милая, — Юлия Александровна положила свою руку мне на плечо. — Ты в порядке?

Я кивнула:

— Задумалась, извините.

Юлия Александровна пристально смотрела на меня.

— Никита был прав, у тебя все эмоции на лице написаны. Ты точно в порядке?

— Да, просто … Просто не могу поверить в то, что была так слепа.

Последнюю часть предложения я произнесла практически шёпотом, и, скорее всего, женщина её не услышала, потому как она с улыбкой на лице подняла со стола блюдо с тортом и подмигнула мне.

— Пойдём, пока все свечки не сгорели. Олег, выключи свет! — крикнула она.

И мы вернулись обратно в гостиную, где уже царил полумрак, и лишь свечки на торте в руках Юлии Александровны освещали всё вокруг, отбрасывая гигантские тени на стены и лица. Никита потирал ладошки, с детским восторгом предвкушая момент, когда ему позволят задуть маленькие огоньки.

Мои губы медленно расплылись в улыбке:

— Только не забудь загадать желание, — сказала я.

Никита поднял на меня глаза. Он немного подождал, прежде чем ответить:

— Ты меня и так уже заметила.

От неловкого молчания нас спасла Даша — она стукнула пустой чашкой по столу и начала скандировать “ТОСТ! ТОСТ!”, и хотя она навряд ли знала, что именно значит это слово, Никита послушался её, проронив несколько слов о том, как он рад, что все мы здесь собрались, и о вкусном столе, который накрыла Юлия Александровна, а затем, под общий гул, он наконец задул свечи.

В конце вечера, когда в квартире стало более или менее тихо за счёт того, что Серёжу и Дашу уложили спать, а телевизор в кухне сменили на тихий проигрыватель в гостиной, мы с Юлией Александровной засели за фотоальбомами, которые она вынесла в такой огромной стопке, что мне показалось, будто бы я отсюда ещё неделю не выйду (потому что именно столько времени понадобилось бы для того, чтобы рассмотреть целую тонну фотографий).

— Это Сёма и Олег на Чёрном море, — женщина указывала пальцем на фотографии, о которых рассказывала, — В тот год Сёма очень сильно обгорел, и нам пришлось целую неделю мазать его плечи сметаной, чтобы спал ожог.

Я хихикнула в кружку с чаем, которую раз за разом подносила к губам.

— Только не показывай ей те голенькие фотографии с деревни, — произнёс Олег с такой широкой улыбкой, что я задумалась, как у него щёки ещё не заболели.

— Олежа! — цокнула Юлия Александровна. — Хорошие фотографии, между прочим … И были они где—то здесь …

Женщина принялась листать альбомы с удивительной быстротой: я пыталась разглядеть фотографии, которые она пропускала, но никак не успевала.