Одна на миллион (СИ)

Никита был на информатике и физике, что тоже меня огорчало. Зато со мной на оба предмета ходил Ян. Раньше я не обращала на это внимание, полностью погружаясь в задание, выданное Екатериной Владимировной, но теперь, когда он сам подсел ко мне на биологии, я была рада, что кто—то составит мне компанию.

— Я знаю, что тут не занято, — сказал он, прежде чем сесть.

— Здесь не занято, потому что я всегда сижу одна, — с той же непробиваемой интонацией ответила я.

— Теперь нет.

Ян с громким шлепком бросил на стол свой задачник с тренировочными тестами для экзамена. Все десять человек в классе, включая Екатерину Владимировну и меня, смерили его недовольными взглядами, но он, казалось, совершенно этого не заметил: лишь открыл задачник на нужной странице, заложенной карандашом, и принялся отвечать на вопросы.

Мне нравился Ян. Не в том смысле, в каком мне нравился Никита, а, скорее, как если бы он был моим братом — тем, кто по утрам встаёт на пять минут раньше меня и занимает ванную на целых полчаса или съедает последнюю порцию моих любимых хлопьев, но случись что, надирает задницу любому, кто обидит меня.

Я подняла глаза на учительницу, чтобы убедиться, что она занята своими делами, а затем наклонилась к Яну и зашептала:

— Вы с Никитой в очень близких отношениях?

Ян перевёл на меня вопросительный взгляд и нахмурился:

— Если ты о том, видел ли я его без одежды, то нет.

Я толкнула его кулаком в плечо.

— Ну нет! В смысле, делитесь ли вы … секретами. О личной жизни, может быть … Или так, о всяком другом … разном.

Ян спокойно глядел на меня, молча вынося всю эту словесную чепуху.

— О Боже, — произнёс он. — Ты складываешь слова в предложения ещё хуже, чем трёхлетняя Сёмина сестра.

У меня не нашлось ничего такого же язвительного, что я могла сказать ему в ответ, и потому я лишь поджала губы.

— Делимся мы с ним секретами, делимся, — наконец сообщил Ян. — Это вроде как именно то, чем занимаются друзья.

— Ну тогда ты точно должен кое—что знать, — я всё ещё раздумывала, стоит ли спрашивать то, о чём собиралась.

— Всегда если вероятность, что я “кое—что”, — (Он действительно изобразил кавычки на слове “кое—что”. Ненавижу этого парня.), — знаю. Вероятность того, что я знаю “кое—что” именно из того, что нужно тебе, тоже есть, но намного меньше.

— Ты можешь хотя бы пять минут не быть засранцем?

— Это вопрос или просьба?

Я закатила глаза и, шумно выдохнув, стукнула себя по лбу.

— Просто спроси меня, — проворчал Ян.

Я посмотрела на свои ладони и заметила, что испачкала указательный палец правой руки в чёрной ручке.

— Никита … Я правда ему нравлюсь?

Я думала, что увижу на лице Яна хотя бы удивление, но ничего — он даже бровью не повёл, когда на мгновение опустил взгляд на свой учебник и что—то там чиркнул.

— Что? — только потом спросил он.

— Что? — переспросила я рефлекторно.

Мы смотрели друг на друга долгие секунды.

Наверное, он думал, что я догадалась сама, и потому собирался соврать. А, может, просто подбирал нужные слова, чтобы свести всё в шутку.

— Да, ты ему правда нравишься, — вместо этого ответил Ян.

Повисла долгая пауза, за которую мы оба успели решить два теста полностью. Когда Ян произнёс это — когда он подтвердил слова своего друга — я словно заново пережила весь этот шок, что свалился на меня недавним субботним вечером. Я просто не могу нравиться людям; парням в частности.

— Почему ты скрываешь ото всех дату своего рождения? — спросила я, посчитав, что это будет лучшим вопросом для того, чтобы снова заговорить.

— Праздновать дни рождения довольно странно — люди поздравляют тебя с тем, что ты просто родился. Ты ведь даже ничего не сделал для этого. Ничего не заслужил. К тому же, так или иначе, стареешь и приближаешься к смерти.

Я кивнула с пониманием дела, хотя Ян даже не смотрел на меня.

В пятницу вечером мне позвонила мама. Она не дала мне вставить и слова в наш как бы общий разговор и, слушая её, я узнала, что а)в Италии настолько чудесно, что она теряется во времени и всё время забывает позвонить единственной дочери и убедиться, что та вообще жива, и б)она задержится там чуть больше, чем планировалось.

— Чуть больше — это на сколько? — уточнила я.

Мама секунду молчала.

— Милая, пообещай мне, что не будешь злиться.

— Я не могу обещать того, что, в девяносто девяти случаях, невозможно, мама.

Мама на другом конце проводе шумно выдохнула:

— Не думаю, что мы сможем попасть на твой выпускной.

Это был именно тот момент, когда я полностью осознала смысл фразы “Захлебнуться слюной от злости”.

— Что?

— Прости, Рит! Но ты не представляешь, как сильно нам повезло: Марк познакомился с одним мужчиной из Москвы, и он предложил ему …

Дальше я не слушала. Отложив мобильный телефон в сторону, я просто вышла из комнаты и прошла в спальню мамы и Марка, где настежь распахнула их огромный шкаф—купе и принялась скидывать все вещи с вешалок и полок, словно пакостный кот. Я была зла на них: на маму за то, что она идёт на поводу у своего любовника, и на Марка за то, что он такая задница — и у меня не было другого способа хоть чуть—чуть выпустить пар.