Одна на миллион (СИ)

В день, когда я застряла в школе вместе с Никитой Макаровым, я планировала вернуться домой пораньше, чтобы успеть на марафон фильмов “Такси”, которые крутили по телевизору. Но Екатерина Владимировна — мой учитель биологии, поймавшая меня после второго урока, сделала мне предложение, от которого я не смогла отказаться.

— Марго, — пожилая женщина вертела в руках футляр от своих очков. — Я буду тебе очень благодарна, если ты сегодня закроешь кабинет за меня. Мою запись к врачу перенесли на двенадцать, это будет время урока. Я попросила лаборантку меня подменить, но я боюсь оставлять на нее кабинет — в последний раз она забыла убрать контейнеры с препарированными лягушками в холодильник, и за ночь они стухли.

Я ненавидела, когда меня называли Марго, но Екатерина Владимировна этого не знала. Зато она была прекрасно осведомлена о том, что я очень любила биологию.

— Марго, — Екатерина Владимировна положила свою тяжелую ладонь мне на плечо. От нее пахло хозяйственным мылом и лекарствами. — Кабинет будет в твоем распоряжении. Ты сможешь позаниматься биологией, подготовиться к экзаменам.

Я согласилась. У Екатерины Владимировны был рак щитовидной железы, и мне казалось, что если я откажу ей, она может умереть прямо передо мной в коридоре первого этажа, продолжая сжимать одной рукой мое плечо, а другой красный блестящий футляр из—под очков.

Когда все печенье было съедено и все швейные машинки напоследок были расстреляны с помощью лекал различного размера, мы с Никитой покинули кабинет технологии. Никита достал из своего рюкзака скрученный план эвакуации второго этажа, прислонил его к стене и зачеркнул один прямоугольник черным фломастером.

— Сколько времени? — спросил он, закладывая фломастер за ухо.

— Ну, — я подошла к окну, где было видно, что солнце уже исчезло за горизонтом, и ткнула пальцем в тыльную сторону своего запястья. — Согласно моим солнечным часам, сейчас слишком поздно для того, чтобы смотреть время по солнечным часам.

Никита сделал вид, словно не обратил внимание на мою выходку.

— Я не знаю, сколько времени, — сдалась я, не получив никакой реакции. — Мой телефон сел, а наручных я не ношу, потому что меня раздражает их тиканье. На первом этаже есть часы.

— Ладно, — отозвался Никита. — Неважно, впрочем. В актовый зал идем?

— Неужели, ты предоставляешь мне право выбора? — я удивленно приподняла бровь.

— Это был риторический вопрос.

— Я так и думала.

Никита хмыкнул и выставил локоть, предлагая мне за него зацепиться, но я лишь демонстративно вздернула подбородок и обошла парня, направляясь к актовому залу. Шагая прочь, я улыбалась по какой—то непонятной мне самой причине.

До Вари у меня не было друзей, и ни саму меня, ни других людей это не удивляло. С моим характером было странно лишь то, что меня до сих пор никто не связал и не скинул в канаву с ядовитыми змеями. Так получалось, что я не подходила ни под одну социальную группу, образовавшуюся в нашей школе: я была достаточно умна, но недостаточно тиха для ботаников и достаточно горделива, но недостаточно красива для популярных ребят. К тому же, в каждой группе был свой лидер, которому необходимо было подчиняться — я больше предпочитала принадлежать самой себе.

Чем ближе мы оказывались к актовому залу, тем взволнованнее выглядел Никита.

— В чем дело? — поинтересовалась я.

— Не понимаю, о чем ты, — Никита пожал плечами, изображая удивление, но я видела, как в его глазах играли бесы.

— Тогда прекрати так дергаться.

Никита ничего не сказал в ответ. Он нашел нужный ключ, вставил его в дверной замок и повернул два раза против часовой стрелки.

— Ты же помнишь, что через месяц последний звонок? — начал Никита, дергая дверь на себя. Она приоткрылась, и я заглянула в образовавшуюся щель, но ничего не увидела — в актовом зале не было окон, и вместе с тем и малейшего источника света помимо люстр. — Мы уже начали подготовку — декорации, музыка, освещение …

— Ты тоже участвуешь в этом? — перебила я и взглянула на Никиту с нескрываемым удивлением.

Для меня хуже, чем участие в мероприятиях, была организация этих мероприятий.

— О, да! — Никита выглядел так, словно был очень горд. — И не только я: Ян и Сёма тоже со мной.

Я знала Семена Остапенко и Яна Биленштейна, пожалуй, еще хуже, чем Никиту. Они были лучшими друзьями — неразлучной тройкой людей настолько непохожих друг на друга, что лично мне казалось странным, что они вообще общаются. Ян перешел к нам в шестом классе — думаю, многие девчонки в школе запомнили этот день на всю жизнь. Ян был настоящим красавцем: черные волосы всегда выглядели одновременно неряшливо и идеально, взгляд неизменно прищурен, словно он знал больше, чем все вокруг вместе взятые, одежда всегда стильная и, наверняка, дорогая. Сёма учился с нами с самого первого класса. Мне казалось, что Никита и Сёма дружили целую вечность: я никогда не видела их порознь. Сёма был полной противоположностью спокойному Яну, но при этом он не походил и на Никиту: Семен был квинтэссенцией всего самого нелепого и ненужного в человеке.