Одна осень одного королевства

Рассказ матери пролил свет на малую долю его прошлого, но не дал полного понимания действительности. Когда мысли перестали слушаться и начали собираться в огромный неразборчивый ком из разбитых воспоминаний и обрывистых новостей, он, закрыв глаза, в очередной раз попытался выстроить события минувших суток по порядку.

В его тесную келью постучали утром, раньше обычного. Не в меру серьёзный настоятель попросил одеться и ехать вместе с братом Анкэлем и ещё двумя монахами в собор на главной площади Сантерры. Уильям уже начал привыкать не задавать вопросов и не удивляться монастырским обычаям, поэтому постарался без лишних промедлений выполнить поручение старика. Спутники его везли с собой какие-то книги, завёрнутые в расшитые ткани и аккуратно сложенные в сумки, все молчали – никто не знал, что за срочное дело ждало их в центре маленького города.

Старый епископ встретил братьев на широких ступенях церкви, спешно проводил их внутрь, не переставая загадочно улыбаться и взволнованно поглядывать по сторонам. И, кажется, в этот момент всё рухнуло и покатилось под откос – на шею вошедшему кинулась заплаканная мать, она лепетала что-то невнятное, но отец Бенедикт, осторожно взяв женщину за руку, отвёл её в сторону, сказав, что сейчас времени мало и юноше нужно серьёзно подготовиться к церемонии. Хмурый лорд Северин бросил быстрый виноватый взгляд на своего подопечного, стоя в стороне. Монахи, приехавшие вместе с Уильямом, недоумённо перешёптывались. В церкви были ещё люди, но на них он не успел даже обратить внимание.

В считанные минуты брат Матис оказался закрытым в тесной келье со свечой и стопкой книг. Ему велели читать Псалтырь и множество молитв, не объяснив толком, зачем это нужно. Растерявшись, не успев ничего спросить и покорно отдавшись воле случая, он читал, изо всех сил стараясь не отвлекаться на бушующие мысли и веря, что всё происходящее имеет серьёзные причины. В какой-то момент в дверь без стука вошёл епископ, он встал рядом с юношей на колени и тихо молился. Долго-долго, пока у Уильяма не заныли от холодного пола все суставы ног, затем вдруг спросил, готов ли тот принять свою стезю и стать правителем Ладлера. Так просто, будто он предлагал пройтись и размяться, а заодно… стать королём. В ответ на недоумение собеседника, он поведал вкратце несвязную историю о потерянном королевском наследнике, развернул перед Уильямом старый документ с печатью короля Фридриха, в котором говорилось о некоем Вильгельме – наследном принце.

– Вильгельм, – улыбнулся старик, – это ты, мальчик мой. Мне жаль, что приходится решать всё так скоро, твоя матушка сама хотела рассказать тебе обо всём, но слишком долго тянула. Сейчас ты должен серьёзно подумать и ответить, готов ли ты взять на себя бремя правления нашей страной.

В туманных воспоминаниях правитель улавливал обрывки своих собственных слов. Он согласился. Подумал ли он прежде? О чём подумал? Или решил, что выбора нет? А может и вовсе не понял, что нужно от него старику и дал согласие в забытьи? Как бы то ни было, он сказал: «Я готов», – и после краткой наставительной речи отца Бенедикта, не отпечатавшейся в памяти, продолжил читать молитвы. Весь день прошёл словно в бреду. Церковные службы, неровный разноцветный свет солнца, озаряющий витражи окон, долгие молитвы на едва знакомом языке, воодушевлённые взгляды, торжественная клятва… Лишь глубокой ночью Вильгельма оставили в одиночестве в специально отстроенных для отдыха после коронации покоях, прямо в здании собора. Это было частью старинного ритуала. А утром молодого правителя должны были разбудить монахи и, после ещё одной службы, он вступал в полноправное властвование страной.

Как могла обычная, уже поднадоевшая привычной размеренностью жизнь, вдруг обернуться такой интригой? Нечаянная любовь, загадочные преследователи, монастырское заточение, коронация. «Кто я?» – в очередной раз спросил у себя Вильгельм, прокручивая в голове моменты торжественной церемонии, на которой присутствовало от силы пятнадцать человек, не считая епископа и Уильяма. Графиня, Северин, монахи, охранники и настоятели женского и мужского монастырей, приехавшие лишь к началу церемонии – те, на кого не распространялась или не могла возыметь действия власть герцога.

«Вильгельм, сын Фридриха и Элеоноры», – зазвучали эхом в памяти слова Бенедикта. «Ты не мой сын», – вторил голос графини Эрмелинды.

– Так кто я? – прошептал он и перевёл отрешенный взгляд на золотой венец, искусно украшенный россыпью драгоценных камней. – Теперь… я король.

Вильгельм закрыл глаза. Вопросов всё ещё не стало меньше, происходящее вокруг едва вязалось с понятием реальности, то и дело рождая явственное подозрение иллюзии и подмены, усталость казалось смертельной. Ничего не оставалось, кроме как уснуть, положившись на завтрашнее утро. Утром всегда становится легче. Утром ответы придут сами собой.

* * *

День шестнадцатый.