Читаем Одна отдельно счастливая жизнь полностью

На другой день забрал документы и вернулся в школу посоветоваться. Один из педагогов, совсем мне не знакомый, говорит: “Идите в «Детгиз», к Дехтереву, я вам дам записку!” Иду в “Детгиз”, сижу три часа в очереди, чтобы попасть к “самому”. Но Дехтереву мои акварели понравились, и он пишет при мне письмо А.Д. Гончарову, декану полиграфического, своему лучшему другу, и кладет в конверт. “Вот адрес, поезжайте, должен помочь”. Приехал, открывает симпатичная девушка, как оказалось, дочь Андрея Дмитриевича – Наташа: “Папа еще на отдыхе, я вам дам записку к Горощенко, председателю приемной комиссии Полиграфа”. Дает адрес, не читая письмо. Иду по адресу: улица Горького, дом 4, мастерская на последнем этаже. Мэтр вначале был добродушен, но когда прочитал письмо Дехтерева – изменился в лице и говорит: “Пусть вас Дехтерев к себе сам берет”, повернулся спиной – и ушел. Я письмо схватил – и вниз. Внизу остановился, прочитал: “Андрюша! Кто у тебя в приемной комиссии? Мне кажется, можно бы помочь, парень талантливый”. Ну всё, думаю, это судьба, больше никогда никого просить не буду.

Год у станка

С институтом конец, но что же делать. Мать звонит из своего Александрова: “иди работать”, “иди в райком комсомола”. Пошел в райком, они куда-то долго звонят, потом говорят: “Идите на эту фабрику, вас возьмут”. Смотрю адрес: 3-й Бабьегородский переулок, Макетно-витринная фабрика. Там делают на железных листах вывески и плакаты в технике шелкотрафарета. Но выбора нет, начал работать. Кругом все пожилые люди, работают давно, всего человек пятнадцать. Дали должность сверловщика. Через месяц приняли еще двоих моего возраста, Митю и Люсю. Стало веселей. Ездили купаться, иногда за грибами, иногда выпивали (после работы оставались). Люся жила на Якиманке, Митя – на Кадашевской. Так что компания часто пополнялась их знакомыми. Я забыл и Полиграф, и все амбиции, и мечты об искусстве. Простая жизнь, простые отношения – очень дружеские, доброжелательные. Никакого выпендрежа – все равны, все работяги, всем делились, у кого что есть – у кого рубль, у кого три. Никаких расчетов вроде “сколько я тебе должен?” Это считалось смертельной обидой.

В начале 1954 года на нашу крохотную фабричонку пришел новый директор Петерс, сын известного чекиста Якова Петерса. Он тоже отсидел в лагерях, но, видимо, как и моя мать, не изменился. Когда-то он был секретарем Московского горкома комсомола. Вызывал к себе в кабинет по одному и, направляя свет в глаза, устраивал допросы: биография, интересы, родители и т. д. Про нас ему донесли, что “молодежь” пьет, гуляет, хоть и комсомольцы. Начали нас заставлять “каяться”: под угрозой увольнения! Мы решили, что Петерс сошел с ума. Он и ходил весь в черной коже, в высоких сапогах, в большой черной кепке, как в старые времена… В итоге мы все уволились “по собственному”. Пока я не ушел в армию, мы еще встречались, что-то отмечали, куда-то ездили. Но когда вернулся – никого не нашел.

Почему растет трава?

Однажды, в начале восьмидесятых, меня разыскал бывший коллега и друг моего отца, некто Филимонов. Это был очень серьезный товарищ, зав. производством огромного комбината “Известий”. Он там работал всю жизнь и помнил отца в должности ответственного секретаря газеты “Известия”. Он очень хорошо об отце отзывался, но упоминал о его трудном, неуступчивом характере, смотрел на меня пристрастно, видимо ища во мне отцовские черты. Он рассказал мне, что истинной причиной гибели отца была вовсе не его ссора в Ленинграде в музее В. И. Ленина с московской комиссией из ЦК ВКП(б), а роковая ошибка в период руководства “Партиздатом”. Он, исходя из своих убеждений, в конце двадцатых осуществил издание брошюры “В защиту теории перманентной революции”. Этим сам себе подписал приговор. Тираж брошюры был тут же уничтожен. Я не могу понять, в чем же был смысл отцовского подвига. Ведь ясно было, чем это кончится. Оказалось – все очень просто: “Трава растет и пробивает асфальт… Вы можете каждый год класть новый асфальт и радоваться… Это значит, что вы не отличаете жизнь от смерти. Вы можете думать, что трава растет оттого, что ей кто-то заплатил, что ее кто-то купил, что она работает на ваших врагов и т. д. Но трава все равно будет расти сквозь асфальт… Потому, что иначе вся жизнь на земле остановится. Самая прекрасная страна не должна окаменевать, должна развиваться, так как подрастает новое поколение и ему скучно в старых оковах, в старых формах…” Это был единственный человек, который хотя бы что-то рассказал мне об отце. Больше я с ним не встречался, так как вскоре его не стало. Быть может, поэтому он был тогда со мной так откровенен.

В горах Закавказья

1955–1958

Армейская одиссея

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары – XXI век

Фамильные ценности
Фамильные ценности

Александр Васильев (р. 1958) – историк моды, телеведущий, театральный художник, президент Фонда Александра Васильева, почетный член Академии художеств России, кавалер ордена Искусств и Литературы Франции и ордена Креста Латвии. Научный руководитель программы "Теория и индустрия моды" в МГУ, автор многочисленных книг по истории моды, ставших бестселлерами: "Красота в изгнании", "Русская мода. 150 лет в фотографиях", "Русский Голливуд" и др.Семейное древо Васильевых необычайно ветвисто. В роду у Александра Васильева были французские и английские аристократы, государственные деятели эпохи Екатерины Великой, актеры, оперные певцы, театральные режиссеры и художники. Сам же он стал всемирно известным историком моды и обладателем уникальной коллекции исторического костюма. Однако по собственному признанию, самой главной фамильной ценностью для него являются воспоминания, которые и вошли в эту книгу.Первая часть книги – мемуары Петра Павловича Васильева, театрального режиссера и дяди Александра Васильева, о жизни семьи в дореволюционной Самаре и скитаниях по Сибири, окончившихся в Москве. Вторая часть – воспоминания отца нашего героя, Александра Павловича – знаменитого театрального художника. А в третьей части звучит голос самого Александра Васильева, рассказывающего о талантливых предках и зарождении знаменитой коллекции, о детстве и первой любви, о работе в театре и эмиграции в Париж.

Александр Александрович Васильев

Документальная литература

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное