Одна отдельно счастливая жизнь

В совете тогда были лучшие мастера книжного дизайна (хотя и слова такого еще не употребляли). Это В. Лазурский, С. Пожарский, И. Фомина, Г. Кравцов, А. Крюков, А. Маркевич, М. Клячко во главе с бессменным председателем А.Н. Побединским.

Когда я пришел в мастерскую, основной работой было оформление технических изданий. Много было фронтовиков. Это были серьезные люди, владеющие своим ремеслом. У меня же не было ни ремесла, ни мастерства, ни даже понимания того, что надо вообще делать, чего от меня ждут. Поэтому первые заказы были большим испытанием.

Мне дали две технические обложки – “Тоннельные переключатели” и “Асинхронные электродвигатели”. И я вложил в эти обложки то единственное, что мог выдать, – свое эмоциональное восприятие темы. Такой ход, очевидно, никому до сих пор просто не приходил в голову. Художественный совет с восторгом отметил обе, очень шумно, и сразу же пригласил на Первую выставку шрифта. А я впервые в жизни вообще сталкивался со шрифтом! Так что они меня сразу “купили”, и я их искренно полюбил. Как ни странно, и заказчики тоже были очень довольны. Очевидно, техническим людям иногда хочется увидеть свой скромный труд в романтическом ореоле. Там я нашел гармонию между самовыражением и функциональностью, превратив это в прием.

Я прекрасно понимал, что мне пока просто повезло и ремесло дизайна предстоит осваивать с нуля. Худсовет стремился создать в мастерской единый для всех уровень графической и стилевой грамотности, познакомить нас с лучшими мировыми образцами дизайна, историей искусств, стилистикой разных эпох. Постепенно создавалось единое представление о хорошем вкусе, что объединяло мастерскую и превращало ее выставки в некий эталон в своем жанре. Все это делалось с целью хоть как-то “облагородить” царившую после войны чудовищную безвкусицу в оформлении книг, товаров, упаковок, сувениров. Замахивались и на оформление улиц, витрин, автомобилей, судов. Хотели возродить эстетику советского авангарда двадцатых, открытия эпохи конструктивизма. Часто худсоветы превращались в лекции и дискуссии об искусстве.

Заказы шли со всех концов Союза, авторитет мастерской был очень высок. Первоначально эта новая волна встречала сопротивление инертных заказчиков, но постепенно всех их перевоспитали, включая Министерство культуры СССР. Как раз на заказах этого Министерства, а именно “рекламном обеспечении гастролей зарубежных театров”, я неожиданно для себя специализировался в начале шестидесятых годов. Переломным моментом был плакат “Марсель Марсо” 1966 года, решенный в стиле минимализма, и экспортный плакат “Советская мода в Монреале” того же года, который представлял СССР на Всемирной выставке.

Земля обетованная

В незапамятные шестидесятые вся наша промграфическая тусовка стремилась летом открывать какие-то новые места отдыха, неизвестные москвичам. Все удовольствие от этих поисков состояло в том, чтобы осенью вернуться и рассказать коллегам, что вот, дескать, я нашел место, где не ступала нога москвича. “Поезжайте туда на следующий год, могу дать адресок”.

Так я попал в Ново-Петровку, село на берегу Азовского моря, в 20 км к востоку от Бердянска. Москвичей там действительно не было, да и других отдыхающих немного.

Стоял жаркий август, уже недели две на небе не было ни облачка, жара, казалось, утвердилась здесь навечно. Помидоры стоили 5 копеек за килограмм, арбузы – 15, дыни – 20. Каждый полдень рыбаки привозили улов бычков, дюжина – рубль.

На отдыхе, конечно, главное – море. Азовское – мелкое, прогретое, с бесконечными песчаными пляжиками, абсолютно пустыми, если отойти чуть-чуть от села.

Я плыл в море вдоль берега в одиночестве и почти заснул в воде, скользил с закрытыми глазами, автоматически. Вдруг откуда-то сверху, над собой чувствую тень и слышу знакомый голос: “Витя, привет!” – так лениво, спокойно, будто только вчера расстались. Открыл глаза и обомлел: посреди моря стоит человек в ярко-розовых трусах, в усах и с улыбкой до ушей.