Одна отдельно счастливая жизнь

Снова директор требует внимания, снова его “особый” хлопок в ладоши – как из-под земли обслуга в белых фартуках и колпаках тащит огромные сковороды с запеченной форелью. Все не на пять, а как бы на пятнадцать человек, в неимоверном количестве. Видимо, с расчетом. Постепенно градус застолья повышается. Хоть и крепкие все бойцы, хоть и пьется на свежем лесном воздухе изумительно, но частота тостов и величина стопок дают себя знать. Все размякли, расслабились. Олеся Григорьевна пытается что-то спеть украинское под аккордеон. Директор ее перебивает и пытается прочесть Есенина, выкрикивая: “Излюбили тебя, измызгали!” Ревизор смотрит на все действо как-то диковато, но пьет водку наравне со всеми. Полковник рассказывает с грузинским юмором какие-то смешные истории из жизни стройбата, как что-то они строили, а потом оказалось, что совсем не то: чертежи перепутали. Я думаю, как бы это все снять в кино, на фоне вечернего заката, далеких гор, моря где-то за горизонтом, черных вязов. Тут директор предлагает: “Давайте форель ловить, кто больше!”, очередной хлопок – приносят несколько удочек, наживку и т. п. Но форель клюет не очень, видимо, сытая. И вдруг молчаливый ревизор снимает свой костюм, галстук, все прочее – лезет голышом в пруд, норовя схватить рыбину руками. Все растерялись – когда ж он успел так напиться? Олеся кричит: “Вылезайте, она кусается!” В ответ из пруда дикий вопль – у ревизора ноги в крови, он пытается вылезти, падает снова, опять кричит – уже и руки покусали! Полковник сует ему палку, кое-как вытаскивает на бортик. Олеся Григорьевна, добрая душа, мажет раны йодом, достает из аптечки бинты, обматывает беднягу. Но ревизор храбрится: “Наплевать, хорошо искупался, дайте коньячку!” Опять за стол, теперь все тосты – за пострадавшего героя. Директор встает на лавку, трижды хлопает в ладоши! Условный знак? Бегут те же повара, теперь несут цыплят табака, сациви, пхали – всё грузинское! Пьем за Грузию, за Тбилиси, полковник просит спеть “Сулико” – пьянка приобретает кавказский акцент. Пьем только “Варцихе”, “Телиани”, что всех добивает окончательно. Чем кончилось всё – не помню. Но гуляли до глубокой ночи, перейдя в конце на душевные признания в любви и обмен мужскими тайнами.

Следующим вечером я уже летел из Адлера в Москву вместе с забинтованным, но абсолютно счастливым ревизором Володей.

Три плаката для Марселя Марсо

К счастью, я так и не выучил законов тяжеловесного и пафосного “советского плаката”, которые исповедовали выпускники Суриковского института. Плакат Марсо представлял собой почти что чистый белый лист, выражающий белую пустую сцену театра бессловесной мимики, а “Мода СССР” строилась как знак, восходящий к “Троице” Андрея Рублева, но в красном советском колорите. В обоих случаях, преодолевая сомнения и страхи заказчиков, я ссылался на одобрение Совета, и это решало вопрос. А уж потом, после успешно проведенного мероприятия, заказчик и сам понимал.

Кстати, за эти плакаты я получил в 1966 году первый диплом МОСХа, не будучи еще членом Союза художников. Вступил в 1967 году на Первой молодежной выставке, которую курировал академик Д.А. Шмаринов. При вступлении, которое тогда проходило в зале выставки на Кузнецком Мосту, в присутствии 75 человек правления МОСХа и решалось открытым голосованием, я показывал серию из 7 театральных плакатов. И хоть никто в правлении, кроме А. Васина, меня не знал, я получил почти полное большинство голосов.

В то время было много талантливых художников, конкуренция в Госконцерте СССР была достаточно жесткая, надо было искать, что противопоставить таким именам как Ефим Цвик, Марат Беляев, Валерий Локшин, Александр Денисов. Я пытался собрать в единое целое все изображение, чтобы работал сразу весь лист, единым “рекламным полем”. Сроки всегда были самые короткие, думать долго было некогда. Бессонные ночи перед Советом, поправки до последней минуты были обычным делом. А после всего везешь свою работу на улице Куйбышева, в приемную министра культуры СССР – и иногда там услышишь такое, что не знаешь, что и сказать! Мышление всех чиновников одинаково: “Надо делать проще, не мудрить. А то как бы чего не вышло!”

Зарубежные выставки плаката в те годы устраивало обычно Министерство культуры СССР. Театральный плакат вызывал даже больший интерес, чем иные выставки. О выставке в Париже был репортаж на Первом канале в программе “Время”. Правда, нас, авторов плакатов, никогда не упоминали. Расценки тоже оставались очень низкими по сравнению с политическим плакатом. Но мы, художники Госконцерта СССР, любили свое дело и не обращали внимания на такие мелочи, как оплата нашего творчества. Париж, Брюссель, Лос-Анджелес, Дамаск, Лахти, Осака, Будапешт, Эдинбург, Лондон, Варшава, Брно – вот только некоторые из адресов выставок нашего плаката за рубежом.