Читаем Одна отдельно счастливая жизнь полностью

Когда стемнело, вокруг большого костра собрались все – и американцы, и канадцы, и шведы, и итальянцы. Кипел огромный котел с ухой, аромат стоял на весь Дон.

Из лесочка выступили разнокалиберные казаки в фуражках и лампасах. Пели охотно и много, плясали, несмотря на возраст. Восторг был полный. Потом всех позвали к столам есть уху и “омаров”, т. е. вареных раков. По окончании казачки получили рубли, а ловцы рыбы и наши девочки – свои доллары. Все пили “За мир во всем мире!”

Как сотрудник “Интуриста” я иногда провожал ночью финнов на “Красную стрелу” в Ленинград. Плакал весь автобус. В темноте они пили из своих фляжек и плакали, причем молодые. Это нам было непонятно. Они что-то улавливали в Союзе, что мы сами тогда не видели и не ценили. А это, быть может, была наша собственная “Земляничная поляна” с часами без стрелок, навечно остановившимися во времени.

О Володе Высоцком

Когда, наконец, после десяти лет долгого строительства был сдан для заселения дом № 28 по Малой Грузинской ЖСК “Художник-График”, когда были наконец разыграны номера квартир, стало ясно, что жить здесь будет не скучно. Владимир Высоцкий, Никита Михалков, “пан профессор” – Борис Рунге, художник Дмитрий Бисти – все это был наш “первый” подъезд, чему мы были очень рады. Из окон – зеленый двор, сирень, каштаны. У нас с Таней был тогда прелестный веселый щенок дратхаар Кеша. Каждое утро я выводил его гулять во двор, а Марина Влади в платочке, с большой корзинкой, в больших темных очках спускалась из подъезда по ступенькам и шла на Тишинский рынок. И каждый раз она останавливалась, чтобы поиграть с нашим Кешей. Он радостно прыгал, лизал руки, всячески давая понять, какой он преданный поклонник ее таланта. А Володю я впервые увидел в холле у лифта, и первое, что меня поразило, – его нетерпеливость. Он жал и жал на кнопку лифта, хотя от этого лифт быстрее не спускался. Он всегда как бы торопился куда-то, берег время. Я видел его и веселым, и удрученным, но всегда был он вежлив и дружелюбен. Мы сталкивались очень часто – в подъезде, во дворе, – но всегда он был так тороплив, деловит, что у меня не хватало смелости попросить его часок попозировать для портрета. Тем не менее Володя ни разу не отказал, когда я его просил (для своих друзей) подписать пластинку или дать автограф. Особенно был внимателен, когда приезжал кто-то издалека – из Иркутска, Омска или Вильнюса, спрашивал имя и писал, кому именно адресует.

За те несколько лет, что мы были соседями, у меня сложилось впечатление, что несмотря на внешнюю строгость Высоцкий был очень впечатлительным и отзывчивым человеком. Об этом говорят и его песни, его способность отождествлять себя с самыми разными персонажами. Я никогда не стремился как-то набиваться ему в друзья – слишком много народу вокруг него толпилось.

Но один эпизод, случившийся в самом начале жизни в этом доме, запомнился. Героем этого случая был все тот же наш щенок Кеша. Когда он подрос до года, он очень любил носиться, как всякий охотничий пес. А мне было жалко держать его все время на поводке. И я отпускал его побегать по двору свободно. Он всегда возвращался на зов, правда, иногда не сразу. И вот как-то вечером, около двенадцати ночи, мы вышли погулять и из-за чего-то поссорились. Он обиделся и убежал. Я битый час искал его по окрестным дворам и закоулкам и, вконец устав, сидел на ступеньках подъезда и ждал, что он сам вернется. Но время шло, а Кеши не было. Я стоял и вглядывался в темноту. В это время во двор въезжает машина, и из нее выходит Володя Высоцкий в замшевой куртке. Спрашивает меня: “Кешу ищешь? Ну ищи, ищи!” – “Да, такое несчастье, потерял Кешу”. – “А что мне будет, если я найду?” – “Володя, да что вы?” – “Ну, смотри, с тебя пол-литра!” – и с этими словами он распахивает широким жестом заднюю дверь – и оттуда с лаем выскакивает мой пес! “Потрясающе! Спасибо! Откуда же он взялся?” – “В Волковом переулке стоял, по сторонам глядел. Смотрю, что-то знакомое, порода-то редкая! И на ошейнике – дом 28”. – “Ну, Володя, по гроб жизни вам обязан”. – “Ладно, ладно, но все-таки больше не отпускай”.

И как в воду глядел. Через полгода нас уговорили отдать его в школу охотничьих собак на обучение, “а то порода пропадет!” Отдали – и Кеша пропал.

Но вот наступил роковой 1980 год. В это время администратором у Высоцкого работал муж Таниной подруги, Виктор. Он был преданным поклонником Володи. Но конечно, любил и деньги. В то лето всю их группу арестовали в Ижевске на гастролях за какие-то копеечные огрехи в продаже билетов. Жена Виктора, Катя, переводчица, интеллигентная девушка, умоляла Таню поговорить с Высоцким о помощи. Но Владимир Семенович исчез, и в итоге говорить с ним пришлось мне. Конечно, это была очень рискованная затея, ведь мы не знали всего.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары – XXI век

Фамильные ценности
Фамильные ценности

Александр Васильев (р. 1958) – историк моды, телеведущий, театральный художник, президент Фонда Александра Васильева, почетный член Академии художеств России, кавалер ордена Искусств и Литературы Франции и ордена Креста Латвии. Научный руководитель программы "Теория и индустрия моды" в МГУ, автор многочисленных книг по истории моды, ставших бестселлерами: "Красота в изгнании", "Русская мода. 150 лет в фотографиях", "Русский Голливуд" и др.Семейное древо Васильевых необычайно ветвисто. В роду у Александра Васильева были французские и английские аристократы, государственные деятели эпохи Екатерины Великой, актеры, оперные певцы, театральные режиссеры и художники. Сам же он стал всемирно известным историком моды и обладателем уникальной коллекции исторического костюма. Однако по собственному признанию, самой главной фамильной ценностью для него являются воспоминания, которые и вошли в эту книгу.Первая часть книги – мемуары Петра Павловича Васильева, театрального режиссера и дяди Александра Васильева, о жизни семьи в дореволюционной Самаре и скитаниях по Сибири, окончившихся в Москве. Вторая часть – воспоминания отца нашего героя, Александра Павловича – знаменитого театрального художника. А в третьей части звучит голос самого Александра Васильева, рассказывающего о талантливых предках и зарождении знаменитой коллекции, о детстве и первой любви, о работе в театре и эмиграции в Париж.

Александр Александрович Васильев

Документальная литература

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное