Одна заживу, сама с собой

Я могу об этом только шепотом сказать, но вообще-то дело в том, что я, может, и не помру никогда. Ведь старость – это тоже своего рода культура… Людей старит молчаливое согласие с тем, что с годами нужно становиться таким-то, что ж делать, надобно принимать это навязанное извне правило. А вот если его игнорировать, то я, может, и дойду туда, куда иду. Но коли подумать, то нужна ли мне эта долгая жизнь? Это еще вопрос. Но и хотеть умереть нет особенных причин. А вообще не стоит уж совсем наглеть, цепляясь за жизнь, но все, что можно увидеть, я бы хотела увидеть. И еще: чем идти по наклонной и стареть все больше, не лучше ли достигнуть какого-то уровня, то есть выйти на плато и поддерживать этот уровень, а потом раз – и ринуться вниз головой! Да, вот так хорошо! Как хорошо!

Так думала Момоко-сан. Старость и то, что будет дальше, какой бы ни была Момоко-сан, – это совершенно неизведанная область, и познавать такое – самое интересное. Подробно изучать, чувствовать, испытывать до самого конца – это самое что ни есть увлекательное дело ее будущего.

В сгущавшихся сумерках Момоко-сан увидела сон. Впервые со времени своего сна в жаркой комнатушке в четыре с половиной татами, что она делила с Токи-тян, она увидела во сне гору Хаккайсан. Гора была необычно маленькой и хрупкой.

По-прежнему раздавалось «брэкс!», но звук ее не беспокоил. Беспокоить-то не беспокоил, но ей захотелось слышать этот звук, тихо к нему прислушиваться. И вот тогда ей привиделась маленькая гора Хаккайсан.

Момоко-сан восприняла это как знак. Значит, уже скоро.

Есть Момоко-сан, которая жила годы в близости с Хаккайсан. На самом деле ее ничего больше не связывает с родиной. Ее родного дома нет.

Нет ни папы, ни мамы, нет больше никого из членов семьи, живших в этом доме бок о бок.

А Хаккайсан стоит по-прежнему.

И вот Момоко-сан, сердце ее бьется сильнее от вида Хаккайсан глубокой ночью, погруженной в тишь, утопающей в звездах.

Что же для меня значит Хаккайсан?

Вопрос, который постоянно крутился у Момоко-сан.

Когда она познала горе, то есть когда умер ее муж, в сердце ей одна картина крепко врезалась. Может быть, от излишнего отчаяния, но она иногда слетала с привычной траектории в то время и поэтому плохо помнит, что было до и после видения. Конечно, это был сон, дневное видение, но все-таки оно казалось настолько правдоподобным, что она подумывает, не произошло ли все на самом деле.

Перед ней стояла вереница женщин. Относились ли они к этому миру, неизвестно, все были одеты в белое. Они шли ровно, соблюдая одинаковую дистанцию друг от друга в строю. Были и молодые, и старые женщины. Лицо каждой было хорошо видно. Она никогда раньше не видела ни одну, но на сердце была какая-то легкость, как будто она их знала. Момоко-сан проводила взглядом женщин, уходивших на свой маршрут. Очень скоро вереница стала старательно подниматься в крутую гору, похожую на лестницу; женщины шли уверенно, шаг за шагом. Кажется, они сейчас так и скроются в облаке. Нет уж! Я их просто так не отпущу! Не-е-ет, я тоже пойду. Я за вами пойду. Она изо всех сил бежала за ними, но не догнала.

Момоко-сан подумала, что ее место там, и больше нигде. Эти женщины страдали так же, как она. Они знают, что такое биться в конвульсиях от мучительной потери. Среди них нет ни одной, кто не знает. Это женщины, которые знали, но скрывали и жили с этим.

Я хочу быть с ними связана. Хочу войти в их ряды. Таких же, как я, испытавших такую же боль.

Она почувствовала себя сильнее. Она смогла разделить чувства с женщинами, которые идут вперед благодаря своей боли.

Я не одна. Я не одна такая. Смерть открывает двери прямо из жизни и ждет. Только никто не обращает внимания. Все видят и притворяются, что не видят. Где смерть, там и невыносимая боль потери. Мир и вправду полон страданий. Я не позволю говорить, что вы не знаете. Тем, кто не знает боли потерь, еще предстоит ее испытать. В противном случае вы никого не любили. Вот и Момоко-сан, которой хотелось выругаться на беззаботных, смеющихся в своей беспечности, наложить на них проклятие. И это ранит ее, она будет ранена больше всех. Но есть же та вереница. Есть люди, которые идут впереди нее. Она столько раз себе это повторяла. И теперь она присоединится к ним и пойдет в самом конце процессии.

Но все же, кто эти женщины? Куда они идут? У Момоко-сан был только один ответ. Эти женщины жили у подножия Хаккайсан. И их цель – Хаккайсан. Хаккайсан – это такое место. И я тоже. Я потомок женщин, живших там. Я думала, что потеряла всякую связь с реальностью, вырвалась с корнем, как трава, взлетела. Но это не так. Мне есть куда возвращаться. Есть место, к которому принадлежит мое сердце. Есть безусловное доверие, и есть абсолютное спокойствие. Может быть, мысли, устремленные к Хаккайсан, – это настроение, согревающее душу, это облегчение, может быть, это вера? Хаккайсан для меня – своего рода религия?

Так, да не так.