Одна заживу, сама с собой

Внезапно в глаза ударил насыщенный красный цвет. Это много-много цветов ликориса. Несколько сотен, они в полном цвету и горят красным пламенем. Неужели она наконец добралась?.. Момоко-сан энергично встряхнула плечами.

Над речкой – красивый железный мост. По другую сторону реки, если подняться по ступеням, можно увидеть маленькое деревенское синтоистское святилище, которое тщательно оберегают местные жители. Заросли ликориса раскинулись вокруг святилища и по обеим сторонам лестницы. Во время празднеств загорались факелы, и на ночном небе в их свете отражался глубокий красный цвет лепестков и зеленовато-желтые травы. Как же это было красиво! Это был любимый пейзаж Сюдзо, он часто с фотоаппаратом сюда приходил. Момоко-сан остановилась, погрузившись в воспоминания.

Сюдзо много раз снимал этот вид. Однажды и я сфотографировала его, стоявшего по другую сторону от красных ликорисов. На проявленной фотографии Сюдзо был невероятно красив. Он смотрит на меня, весело улыбаясь. В его глазах – мое отражение. Я думала, что там только мое отражение. Всего на мгновение я представила себе, что эта фотография станет его посмертной, но тут же отогнала эту мысль. Даже думать об этом было страшно. Я не могла допустить такую мысль и на секунду.

Почему же я представила себе такое?

Через десять лет это стало реальностью. С тех пор внутри Момоко-сан, где-то в уголке души, живет женщина, склонившая голову, не смеющая разогнуться. Сейчас Момоко-сан протянула этой женщине руку, подняла ее и пошла рядом. Все равно нужно идти.

Солнце подошло к середине неба. На землю падали короткие тени. Обычно ей в это время нужно уже идти обратно. Она отошла к обочине, глотнула из бутылки с чаем и сразу пошла дальше. Ноги были как две палки, совсем ничего не чувствовали. Когда привыкаешь к боли, уже все равно. От отчаяния Момоко-сан воспарила духом.

Теперь слева к ней присоединилась другая женщина. Момоко-сан иногда поворачивалась и поглядывала на нее.

Это была женщина средних лет. Она шла, глядя вперед перед собой. Ее лицо со стороны казалось одиноким.

Это было лицо женщины, которая осознала, что, раз расставание неизбежно, жизнь сама по себе – очень печальная штука.

Но… все-таки… разве только в этом дело? Момоко-сан увидела в горле женщины горячий комок и вынула его.

Женщина, казалось, хотела говорить. Не обязательно с Момоко-сан, с кем-то еще; или, лучше сказать, создавалось такое впечатление, что вокруг нее много людей и она хочет с ними поговорить.

Женщина огляделась вокруг и начала, словно тщательно подбирая каждое слово:

«Бывает так, что сердце твое сникнет, и как его ни утешай, ничего не помогает. Как будто не знаешь, куда деть свое сердце, бессильно и томительно. Вот такое бывает. И ничаво-то не поделать. Я наполовину сдалась и вся погрузилась в это бесконечное, дрожащее одиночество.

На улице ясное, безоблачное осеннее небо, а я сижу безвылазно перед буддийским алтарем, и слезки одна за другой – кап-кап. Мне и самой-то противно стало, повалилась на пол, руки и ноги по сторонам раскинула. Веки поднимать и то тошно. Открою глаза, а там реальность. Под ладонями ощущается прохладный татами. И на этом спасибо. Крепко зажмуриться и ничего не видеть. Потом потихоньку-понемногу я вдохнула воздух. Вдох был мелкий, будто угасающий.

От этого едва заметного дыхания не поднимались ни грудь, ни плечи, ни даже диафрагма, ощущение жизни исчезло. Ну и хорошо. В тот момент, когда я подумала, что лучше бы и я, и все вокруг исчезло, послышался голос. Правда послышался, на самом деле.

Голос шел из меня, но все же я могу поклясться, что места, откуда он исходил, я не знала. «Растворись, растворяйся», – говорил низкий спокойный женский голос.

Это был нежный голос, но в то же время в нем ощущался напор, которому невозможно противостоять. Мне захотелось попасть туда, где этот голос лился, и я понемногу начала дышать. Это было странно, это было очень странно, но граница моих рук и ног, кончиков пальцев словно стала размытой, вся поверхность моего тела стала безмерно тонкой, грань исчезла – и я таю. Я растворяюсь в воздухе, и в этих частичках меня концентрируется моя печаль. Я была как будто целая и как будто по частям, плавала, была разбросана в воздухе, это было ни на что не похожее спокойное, умиротворенное чувство. Потом сознание сконцентрировалось в одной точке, и я вздрогнула от первого осознания бодрствования.

Я хотела испытать это чувство еще и еще и решила запомнить весь ход событий. И когда я подумала, что все нормально, я смогу это вернуть, я открыла зажмуренные глаза. В них брызнули лучи солнца.

Как же красиво! Тогда впервые я подумала, что свет, проникающий через ставни, прекрасен, ослепительно прекрасен.