Бросив последний взгляд на раненых, Митьяна выпрямилась и решительно направилась к подобию стола, составленного из нескольких чурбанов. За ним суетился худощавый парень с собранными в тугой пучок каштановыми волосами, среди которых пробивались тонкие светлые пряди. Его длинные пальцы уверенно бродили среди разложенных и висящих трав, безошибочно доставая нужные; рядом стояли деревянные миски с густыми мазями, кружки с отварами, доски с перетертой на них травой. Мита с удивлением обнаружила на полках над столом стеклянные склянки — правда, немного. Лесным жителям неоткуда было взять изделия, которые делали только городские мастера, а значит, волколюды все-таки торговали с людьми. Или за них это делали вранолюды, которые сходились с теми лучше.
Залюбовавшись точными движениями знахаря, Митьяна не заметила большую берестяную коробку со мхом под ногами и чуть ее не опрокинула. Ненадолго знахарь оторвался от своего дела, смерил холодным взглядом постороннюю и рявкнул:
— А тебе чего здесь надо? Не ранена — так проваливай!
От неожиданности Мита потеряла дар речи.
— Простите… — опомнилась она спустя несколько мгновений. — Может, вам помощь нужна?..
— Кому сказано — проваливай. Мне тут не нужны помощники, — последнее слово он процедил с издевкой.
Но девушка не отступалась.
— Я знахарь в деревне, в травах разбираюсь. Там столько раненых…
— Вот именно! — Он стукнул деревянной миской по столу. — У меня дел по горло, и нет времени следить за человеческой девчонкой. Иди и не мешайся.
Митьяна упрямо поджала губы.
— Вы один. И можете не успеть помочь всем.
— Какое тебе до этого дело? — фыркнул знахарь и вновь принялся толочь что-то в миске, перестав обращать на нее внимания.
Девушка сжала кулаки и набрала в грудь побольше воздуха, чтобы в очередной раз попытаться убедить несговорчивого волколюда, когда в дверь ворвался какой-то воин.
— Альсав! — позвал он, едва не срываясь на крик. Лицо его побелело от испуга. — Там Филлат!..
Знахарь выругался и резко обернулся.
— Что с ним?
— Бок рассекли… мечом… Дружинник…
Выдав фразу на не знакомом Мите языке — наверняка еще более грязную, чем предыдущая, — Альсав метнулся к деревянным плошкам с мазями.
— Чего застыл, хватай мох и повязки! Тащи к нему. Здесь его класть некуда.
Волколюд, принесший тревожную весть, торопливо подхватил берестяную коробку. Попутно он скользнул взглядом по Митьяне, коротко кивнул и выскочил за порог. Следом за ним на улицу выбежал Альсав, сжимая в руках плошку; на этот раз он даже не взглянул на Миту.
Девушка осталась в доме одна, не считая троих раненых без сознания.
Мита оглядела стол и стены, увешанные полками со снадобьями и травами. Это место до боли напоминало ее чердак, где она хранила все свои запасы лекарств. Мази и настойки не были подписаны — по крайней мере, большая их часть, — но вот травы Мита знала назубок и могла назвать каждый пучок.
Прошло несколько минут, прежде чем ее одиночество нарушили. Тот самый воин шагнул через порог, огляделся и застыл напротив Миты.
— А ты что здесь делаешь? — поинтересовался он. В его голосе сквозила усталость.
— Помочь хочу.
Волколюд посмотрел прямо в горящие решимостью глаза Митьяны и вдруг хмыкнул.
— Альсав — упертый баран. Знает же, что сам не справляется. Что, так трудно помощь принять?
— А?
Он прошагал до стола и упал на ближайший чурбан, заменявший здесь, вероятно, табурет. Только тогда Мита заметила след от лезвия, протянувшийся вдоль предплечья. Рана еще кровоточила, пусть и не сильно. Кровь стекала по руке и впитывалась в повязку, намотанную на запястье.
— Давай перевяжу, — предложила девушка, стараясь не глядеть на волколюда.
Заглянувшие в тот момент в хижину сородичи при виде Митьяны скривили лица. Воин бросил на них злой взгляд и процедил:
— А справишься?
— Я знахарь. Это моя работа.
Митьяна схватилась за ближайшие миски и принялась изучать их содержимое. В одной нашлась тертая ивовая кора, уже смешанная с водой. Среди сушеных трав Мита обнаружила крапиву и цветы тысячелистника — и отделила несколько стеблей. Раненый с недоверием смотрел на нее, но в конце концов, когда знахарка повернулась к нему, позволил ей заняться рукой.
Митьяна работала молча. Ее руки умело стирали грязь и кровь, почти не задевая края раны. Волколюд морщился, но терпел. И зашипел, лишь когда девушка принялась смазывать саму рану приготовленной травяной кашицей.
— Будет болеть, — в ее голосе послышались извинения, — но если найду здесь ромашку, смогу сделать отвар. Выпьешь — и станет легче.
Воин сжал зубы и едва заметно кивнул.
Наложив поверх мазь из коры ивы, Мита отыскала чистые повязки и туго перетянула ими руку. Затем связала несколько повязок кольцом и надела больному на шею.
— Не беспокой ее. Тогда она быстро заживет.
Он пошевелил пальцами, поморщился, и, наконец, кивнул.
— Спасибо.
Митьяна стала рыться в травах в поисках ромашки для настоя, а сама попыталась вспомнить, где она слышала его голос. Она точно виделась с ним, будучи в волчьем обличии. Возможно, даже знала его имя. Но вспомнить никак не могла.