Однажды в Челябинске. Книга первая

На свой же вопрос он сам и ответил: «Сынок! Андрюша. Вот моя главная цель и надежда в жизни. Если не наладить отношения с ним, то все будет безвозвратно утеряно. Срочно нужно загладить вину перед ним. Сложно, но необходимо. Нужно заслужить его прощение. Не будет мне тогда покоя. Иначе не смоешь с себя позор отца, не признанного собственным сыном. Так и умрешь… Так и положат тебя чужие сыновья в могилу… с табличкой с номером вместо креста».

— Я не эгоист. Я ослеп. Но сейчас прозрел. Мои родные не должны страдать. Я должен подать им правильный пример. Не слабак я, слышишь?! Не слепец.

Мужик засобирался в обратный путь. Странно, но к рукам и ногам вернулись силы и тонус, словно и не пил совсем, но легкая расхлябанность все равно присутствует, однако Михаил Григорьевич ее не замечал, ибо настроен взять себя в руки и привести жизнь в полный порядок, чтобы предсказанное неким Голосом ни в коем случае не сбылось. Бросить жену и ребенка — это несусветная глупость, за которую стыдно.

— Все из-за тебя! — сквозь зубы произнес он, схватил бутылку из-под чая, поставил ее на парапет и трижды пальнул по ней из пистолета.

Выстрелы эхом разнеслись по округе — в ушах зазвенело. Присмотревшись к цели, мужик понял, что ни одна из пуль даже не задела ненавистную бутылку. Тогда-то он вновь решил вспомнить, чему его учили в стрелковой секции.

«За семью, — подумал он. — Отныне и впредь я не поддамся».

Прозвучал еще один оглушительный выстрел. Бутылка подскочила и свалилась в овраг. С дрянью, которая ее наполняла, покончено. Пора заботиться о себе и близких. Правда, вяло тарахтевший в груди мотор намеревался выдать сегодня свою последнюю барабанную дробь.

История восемнадцатая. «Бегство»

Душераздирающий вопль из нутра приведенного в действие пресса превратился в крик пробудившегося ото сна паренька по имени Андрей, 17-ти лет отроду. Он упал со старого деревянного стула; во рту пересохло, дрожь прошлась по телу, а сердце долбило в груди, словно дембель, дорвавшийся до первой доступной девчушки. В душном вагончике нечем дышать. Поднявшись с пола, паренек толкнул дверь и вышел на улицу — на отрезвляющий морозец.

Надо отдышаться. Приснится же такое.

Пока не начало знобить от холода, Андрей не заходил в осточертевший вагончик. Парень еще раз окинул взглядом унылые окрестности: вокруг тихо, лишь издалека доносятся брехание собак и перестукивание вагонных колес на железной дороге; с черно-серого неба медленно падают редкие снежинки, там же простирается шлейф дыма от заводских труб неподалеку. Куда ни глянь, всюду возвышаются кучи еще не отработанного лома, словно горы брошенного хвороста, над которыми нависают стрелы гусеничных кранов и погрузчиков с клешнями и манипуляторами. Чуть поодаль лежит уже спрессованный конструктор, в том числе горы сдавленных автомобилей, сложенных друг на друга, будто слоеный пирог. Снова вспомнился гигантский пресс, который беспощадно мнет металл. Жуть. Побывай Андрей внутри по-настоящему, от него бы мокрого места не осталось. Молодой человек оглядел горы лома, простирающиеся до самого небосвода. Может показаться, что всюду полный хаос, но впечатление обманчиво: в каждом закутке здесь доживают свои дни определенные разновидности стальных отходов.

Андрюха огляделся и свистнул:

— Гаврик! Ты где, чертяга?

Из-под вагончика вынырнула дворняжка с бело-серой шерсткой и дружелюбной мордашкой и, виляя хвостом, подлетела к пареньку, принялась ластиться. Пес с такой звучной кличкой давненько отбился от бродячих по округе собачьих стай: на скупке его прикормили, отчего он практически не убегал отсюда, охранял здешнюю территорию как свою, отгоняя незваных гостей лаем и рычанием. Погладив Гаврика, паренек немного успокоился и даже улыбнулся.

Чинно и спокойно и внутри вагончика, из которого Андрей осуществлял ночное бдение за вверенной ему обширной территорией металлобазы. Горит свет. На столе, накрытом клеенкой, валяется всякий хлам, в углу бренчит холодильник, на него водружен древний ламповый телевизор, напротив стоит видавшая всякое тахта, прикрытая накидкой с ковровым узором. Она свисает практически до пола, прикрывая собой и без того не очень заметный сейф на полу. Посреди вагончика валяется стул, сидя на котором и задремал Андрей, как только заступил на дежурство. Хотя, учитывая бушующее в нем возбуждение, он никак не думал, что сможет хоть на секунду сомкнуть глаза: