Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

Сколько времени все мы толклись там под пустым взором Митры? Первым вернулся Свит, а минут пять спустя — юный Дорн. Затем все фотографировали. Вели обсуждение, тыкались на ощупь в темноте и группировались. Мы с Софи выступали в роли комиков, а Грант нас ругал. Он только сказал Софи, к которой приставал майор: „Поделом же вам“, как грохнула крышка, если это была она. Потом последовала осечка со вспышкой, бесконечное ожидание, пока баронесса поменяет лампочку. По крайней мере минут десять, я бы сказал. Затем Дорн сфотографировал Митру. Затем снимок сделала баронесса, на этот раз успешно. Затем она сделала еще два снимка, не без новых перестановок в группе и болтовни. Еще четыре минуты? На все это. И наконец барон занял место баронессы и, в свою очередь, ослепил всех нас вспышкой. Потом Грант прочитал отрывок из книги. Еще пять минут. А затем компания распалась. После этого Дорн и Свит снова исчезли поодиночке. Таким образом, похоже, что все мы были вместе в этом проклятом подвале минут двадцать пять, плюс-минус пять минут. Поэтому у всех есть алиби на этот важный отрезок времени. У всех? Нет. Нет, не совсем. Не… Не трепыхайся, душа моя. Держите шляпы, парни…»

В отдалении громко завыли, быстро приближаясь, сирены и грянули на маленькой улочке. Полиция. Отдел по расследованию убийств — значительными силами. Три огромных автомобиля и фургон, восемь полицейских и четыре деловых с виду человека в комбинезонах.

Аллейн расплатился и вернулся к церкви, ощущая скованность в плечах и ребрах и боль в голове, но в остальном снова полностью владея собой.

Выгружали большое количество снаряжения: две пары болотных сапог, веревки, блоки, раздвижную лестницу, лебедку, носилки. Вице-комиссар полиции Бергарми наблюдал за операцией с видом раздраженного пренебрежения. Он церемонно поздоровался с Аллейном и поприветствовал его изящным движением руки.

Быстро образовалась толпа из посетителей маленького кафе и нескольких групп молодежи, подкатили один или два автомобиля, и всех их отгоняли полицейские, ничем другим не занятые. Вышел брат Доминик, обозрел собрание и открыл главные двери.

— Комиссар Вальдарно, синьор Аллейн, — очень напряженно проговорил Бергарми, — шлет свои поздравления. Он попросил меня выразить надежду, что вы продолжите интересоваться нашим расследованием.

— Я очень ему признателен, — сказал Аллейн, судорожно подыскивая в своем итальянском правильные фразы, — и буду рад это сделать, не создавая, я надеюсь, неудобств.

— Mente affalto, — ответил Бергарми. Это, подумал Аллейн, все равно что сказать: «Пусть это вас не волнует», или даже: «Пустое». Прозвучало это почему-то гораздо менее приветливо.

Было десять часов, когда люди Бергарми положили тело Себастьяна Мейлера в инсуле.

Оно лежало на носилках недалеко от саркофага, казавшегося неуместным продолжением обрюзгшего, толстого человека. Тело имело ужасное сходство с Виолеттой. Потому что мистера Мейлера тоже задушили.

По его телу были нанесены удары; до и после смерти, сказал медик — видимо, судебно-медицинский эксперт, — которого пригласили для немедленного осмотра. Лицо было ободрано о зубья сломанной решетки. Помимо типичных следов удушения руками, на шее тянулась синевато-багровая отметина. Аллейн наблюдал за обычной процедурой и говорил, когда к нему обращались. В обращении следователей сквозило некоторое высокомерие.

— Мы, конечно, проведем вскрытие, — сообщил врач. — Он был человеком гиперстенического сложения. Уверен, мы обнаружим, что он был убит вскоре после того, как поел. Вот! Мы находим определенные проявления. Можете накрыть труп. — Это было сделано. — И унесите его, — добавил врач. — Если только, конечно… — он поклонился Аллейну, который шагнул вперед, — …синьор суперинтендант не пожелает?..

— Спасибо, — отказался Аллейн. — Я уверен, господа, что вы сделали все возможные фотографии, требуемые для расследования, но, к сожалению, как все мы знаем, в таких сложных условиях могут быть разные случайности. Когда я обнаружил тело, я все же снял его там, на месте. — Он показал свою особенную крохотную камеру. — Довольно грубый подъем она, кажется, пережила, — пояснил он. — Если вам вдруг понадобится отпечаток, я, разумеется, с удовольствием его вам предоставлю.

Он сразу же понял по воцарившейся на мгновение тишине, что группа, достававшая тело, никаких снимков там внизу не сделала. Аллейн поспешно добавил:

— Возможно, мне разрешат доснять пленку, а потом… еще одна любезность. Синьор Бергарми… возможно, в вашей лаборатории будут так любезны и проявят ее.

— Конечно, синьор. С удовольствием.

— Вы очень добры. — Аллейн мгновенно откинул простыню и сделал четыре фотографии Мейлера-покойника, обращая особое внимание на ступню правой ноги. Затем вынул кассету и с поклоном передал ее Бергарми.

Тело снова накрыли и унесли.