Однажды замужем

А потом Толик уехал на сборы, в военные лагеря. И уже никто, к сожалению, не мешал ей готовиться к поступлению.

Володя стал приезжать чаще — времени-то до экзаменов оставалось всего ничего!

Тетя Катя отнеслась к появлению Володи поразительно спокойно. Когда Линка впервые привела его в дом, Екатерина Владимировна протянула ему руку и сказала:

— Володя? Здравствуйте.

И все. Так, словно она давно его знала.

— А вот это в программу по немецкому никак не входит, — с раздражением сказала Линка, когда вышла однажды утром из дома и увидела у калитки знакомый «Москвич» и улыбающегося Владимира, который пошел ей навстречу. — С утра пораньше?

— Вот учебник, — радостно сообщил Володя, протягивая книгу, — вчера забыл передать. Прекрасные упражнения для развития разговорных навыков…

— А для развития навыков вранья, — съехидничала Линка, глядя на него в упор, — есть упражнения?

— Ты не даешь красиво солгать, — рассмеялся он. — Я действительно искал предлог с тобой встретиться. Надо поговорить.

— Говорите, без всяких предлогов. Могли бы просто позвонить.

— Не мог, — возразил Володя. — Такое дело… Может, сядем в машину? Так вот… Дело такое, — продолжал, когда они сели в его «Москвич». — Меня посылают за рубеж. — Он замолчал, глянул на нее вопросительно. — Надолго.

— Ну что ж, рада за вас. Счастливого пути! — И взялась за ручку дверцы.

— Постой, Лина, — быстро повернулся к ней. — А ты… Ты не хочешь поехать со мной? Туда охотнее посылают… — он запнулся, — не холостых.

— Нет, Владимир Михайлович, — сказала мягко. — Вы мне здорово помогли. Вы очень умный, очень добрый человек, Владимир Михайлович. И очень хороший. Но…

Володя молчал, опустив голову. Линка нажала на ручку дверцы.

— Прощайте! — крикнула, уже выпрыгнув из машины. — Спасибо за немецкий!

Вскоре она отправила родителям в Отрадное телеграмму: «Сдала пятерки ждите выезжаю»…

Солнце брызжет жаром, не унимается, даже упав к горизонту. Что значит юг! Уезжала из Москвы в дождь, надев шерстяную кофту. А тут — прямо тропики. Хорошо, что до начала занятий у нее целых десять дней!

— Ма, письмо! — кричит Линка и бросается к калитке, в ручку которой почтальон сунул конверт. — От Толика! — Рука нетерпеливо разрывает конверт.

«Дорогая Лина!

Все эти дни нахожусь в состоянии отвратном. Ничего не могу с собой поделать…»

— Нет, это не Толик, — разочарованно сообщила матери. Антонина Владимировна повернулась и пошла по своим делам. А Линка продолжала читать:

«Ты думаешь, мне вскружили голову твои кудряшки, твоя длинная коса?..»

Линка подошла к застекленной веранде, глянула на свое отражение в темном окне. Мотнула косой влево, вправо, заставив взметнуться и потанцевать тугие пружины сочиненных без помощи парикмахерской локонов «а-ля Татьяна Ларина». «Не кудряшки, — передразнила, точно копируя Володин голос. — А что же еще?»

«…Это я в своей жизни видел, поверь мне. А вот человека цельного, искреннего…»

«Во загибает! — восхитилась Линка и бросила недочитанное письмо на скамейку. — Не куд-ряш-ки», — повторила по слогам и, раскачивая косой, пошла в сад.

— Ма-а! — крикнула в глубину темной зелени. — Слив натрясти? А груш?

— Нет, я сама, — отзывается мать. — Лучше половики выбей. И пол помой, вдруг завтра кто нагрянет.

— Вряд ли, — вздыхает Линка.

Толик в лагерях, на сборах. А кто еще помнит о ее дне рождения? Отец? Сестра? Она со своими ребятами поехала отдохнуть, ей это редко удается. Да и отцу тоже. Правда, присматривать за внуками у моря не намного легче, чем дома, но все же. Сестра уже прислала поздравительную телеграмму. Да и с ней — какой интерес? Вот если бы Толик…

Вытрясла половики, взяла ведро, половую тряпку, подоткнула подол сарафана и стала надраивать светло-коричневый дощатый пол.

Вымыла кухню, комнату матери, пошла во двор вылить ведро. Размахнулась и ливанула грязную воду под сиреневый куст, прямо с крыльца через асфальтированную дорожку, ведущую к калитке.

— Ой! — вскрикнул кто-то из-за нависшей над дорожкой сирени. — За что?

Обернулась и чуть не выронила ведро из рук: из-за куста, улыбаясь во весь рот, вышел Володя. С его светлых брюк стекала грязная вода. За калиткой стоял пыльный «Москвич».

— Ты так и норовишь меня чем-то облить, — весело сердился Володя, отряхивая брюки. — То соком, то помоями…

— Здра-асте! — иронически приветствовала его Линка, оправившись от первого шока. — Какими ветрами?

— Южными, Линка, степными! — улыбаясь все той же широкой, глуповато-счастливой улыбкой, ответствовал Владимир.

— А как же ваша загранка?

— Вот видишь как.

— Вижу, — подтвердила бесстрастно, а в голове все же шевельнулась маленькая, самолюбивая мыслишка: «Нас на них не променял!» — Ма, где ты там? — крикнула в глубину сада. — У нас гости!

Появилась мать с плетеной корзиной, наполненной грушами.

— Та же самая? — узнал Володя и непроизвольно отпрянул назад.