— Не похож вроде. — И, выразительно посмотрев на дочь, прибавила: — Запьешь тут!
Учебный год для Лины начался с трудового семестра: их послали в колхоз на картошку. Это было веселое время: днем работали в поле, загорали, ходили в лес за грибами, а вечером устраивали дискотеку и танцевали до глубокой темноты.
Жили в хорошо оборудованном пионерском лагере, в светлом березовом лесу с примесью сосен и елей, недалеко от Можайского моря. Так что в воскресенье, а иногда и в будни Линка с подругами ездила туда загорать. «Курорт, да и только!» — восхищались все хором.
Иногда приезжал Толик. Не очень, правда, часто. На четвертом курсе у него началась специализация, он много занимался. А Владимир Михайлович приходил по нескольку раз на день — он поселился в соседней деревеньке. «У меня отпуск. Хочу пожить на свежем воздухе, попить парное молочко», — отвечал на все ее «зачем» и «почему». Ссылался на законы дружбы. И Линка решила, что не имеет права его прогнать. — Это мой дядя, — представила его подругам. — Двоюродный.
Подружки охотно поверили и наперебой расхваливали племяннице достоинства родственника. «Какой у тебя молодой и красивый дядя! Красивый — не главное. Главное, у него душа есть. И умный, аж голова кружится! Да еще на четырех языках, как на родном, разговаривает…»
Особенно бурно восхищалась его достоинствами Галка Леонова. Она была старше их всех, несколько лет поступала в институт и, как сама выражалась, «повидала виды».
— Эх вы, ценители! — хмыкала она, презрительно скривив губы. — «Умный, душевный, полиглот…» А того не видят, что мужчина в самом соку. Сила так и брызжет. Того и гляди, разорвет, как перовой котел от перегрева. — Галка обвела всех чуть насмешливым взглядом красивых, с поволокой, глаз и, томно откинувшись на железную спинку кровати, прибавила: — Спорим, через неделю мой будет. Разрешаешь, Линк?
— Спорим! — заорали соседки по койкам.
Принять участие в споре Линка не пожелала, вышла из комнаты — ей стало неприятно.
Но почему все-таки Толика так долго нет? Может, что случилось? И почему каждый раз, когда она его ждет, что-нибудь должно помешать, оттянуть встречу. В мае, когда она приехала с матерью подавать заявление в театральный, его ни с того ни с сего послали на какую-то вспышку вируса. В прошлый раз отменили электричку. Она, естественно, не знала и так перенервничала, что радоваться уже сил не было. «Ну что ты, глупенькая, — успокаивал ее Толик. — Ну что со мной может случиться? Ну? Посмотри на меня! — Он набычивал шею, сгибал свои крепкие загоревшие руки так, что рубашка трещала и лопалась по швам. — А? Железо и сталь!» — констатировал не без гордости. Подхватывал ее, заключал в это железо и кружил, кружил до тех пор, пока не вылетят из нее всякие дурацкие мысли.
Ну да, сильный. Да, крепкий и очень самостоятельный. Ничего плохого с ним случиться не может». Каждый раз себе это повторяет. И все же…
Началось еще в Отрадном, два года назад. Толик поплыл на ту сторону: «Нарву тебе первых тюльпанов», — сказал Линке.
Горные реки, как известно, быстрые и опасные. Но разве Толика остановишь? Спортсмен-разрядник.
Поплыл. А вскоре хлынул ливень. Плотные, тяжелые стены воды рушились с неба. Река вздулась, поднялась за какой-то час сантиметров на тридцать. Бешеный поток нес бревна, доски, смытый домашний скарб, целые сараи, которые слишком близко подступали к берегу.
Линка бестолково металась взад-вперед вдоль реки. Она уже видела Толика лежащим в прибрежных камышах с переломанной ногой или рукой, перебитым позвоночником. «Господи, только бы жив! Только бы» жив!»
Бросилась вверх. Но вдруг остановилась: «Дура, надо же в обратную сторону!»
В одном месте берег размыло, и Линка, перепрыгнув, сорвалась, поползла вниз, судорожно хватаясь за жидкие кустики травы, скользкую глину. Растопырив руки и ноги, пыталась задержаться, зацепиться за что-нибудь. Какое там! Быстро, как на санях, летела к воде, плюхнулась на острые холодные камни. Они громоздились зыбкими пирамидами, перекатывались, грохотали, били по ногам. Линка поняла, что ее сносит. Минута — и закрутится, закувыркается в этом сумасшедшем горном потоке. Собрала последние силы и, цепляясь за камни, поползла на животе к берегу. Пальцы срывались, соскакивали с покрытых слизью валунов. Все же удалось встать на четвереньки, отползти от ревущей стремнины.
С трудом выбралась на берег, снова пустилась бежать. Куда? Зачем? Бежала и бежала, словно этим могла помочь Толику.
Давно позади Отрадное. Вот и соседнее село почти кончилось.
И вдруг: «Утопленник! — ошалелый громкий вопль. — У Бешеной балки вытащили!»
«Он! Толик!» — похолодело внутри. Тело рванулось вперед, к Бешеной балке. А ноги не идут, хоть отруби. Стоит посреди растоптанного козьими копытами луга и слушает эти истошно радостные крики первооткрывателя: «Утопленник! Утопленник!»
«Это из-за меня. Я, я виновата!»
Толик разыскал ее уже в темноте, недалеко от Бешеной балки. Она сидела на выброшенной на берег коряге и неподвижно глядела на темный противоположный берег.