— Со студентами или с родителями? — грустно улыбнулась Полина. — Может, не работать надо с ними, а исключать? Таких, как Боровская? — И, прикинувшись совсем уж дурочкой, предложила: — Что, если так и поставить перед министерством вопрос: институт принимает всех, кто хочет, а оставляет тех, кто может. План по валу мы, сдается, перевыполнили.
Декан захлопнула лежащую перед ней папку, и Полина поднялась со стула.
— Между прочим…
Полина снова села. Хотя ее «между прочим» должно было предполагать что-то совсем незначительное, однако по тому, как декан это сказала, поспешно отведя глаза от ее настороженного взгляда, Полина поняла, что сейчас-то ЖЗЛ и выдаст то, ради чего весь этот разговор затеян.
— …тебя, кажется, должны переизбрать в конце семестра? — Вопрос чисто риторический, потому что ЖЗЛ все знает лучше Полины. — Как у тебя с характеристикой?
— Все в порядке, — недоуменно пожала плечами Полина. Характеристика, как и само переизбрание, дело чисто формальное. Ее даже и не зачитывают: все и так знают, кто что. — Она уже на подписи у завкафедрой, — сообщила для полной ясности.
— Так вот, — ЖЗЛ снова открыла папку, сделала вид, что ищет что-то, — Глеб Андреевич твою характеристику не подписал.
Глеб, правда, грозил неприятностями на переаттестации, в случае если Полина откажется от общежития. Но она же в конце концов согласилась.
Хотела сказать об этом декану, но вдруг перехватило дыхание, как в сегодняшнем сне. Характеристик, как известно, не дают, если собираются объявить служебное несоответствие.
— Вот так. — Встала, подошла к окну. — Говорит, не справляешься со своей общественно-воспитательной работой.
— В каком смысле? — Полину отбросило на спинку стула.
— В прямом! В твоей группе такое происходит… — Кажется, впервые в жизни ЖЗЛ затруднялась в выборе выражений. — Знаешь, из-за чего Дротов затеял драку?
Полина пыталась выяснить это в общежитии. Но староста ответил: «Спросите у Дротова», а тот, когда наконец объявился, не пожелал вдаваться в подробности: «За дело!» — и все тут.
— Кажется, тут что-то личное…
— «Кажется»! — ЖЗЛ резко отвернулась от окна. — Нет, уважаемая Полина Васильевна, не личное! В том-то и дело! Их драка имеет общественную… если хотите, политическую окраску.
— Какую-какую?
— А вот какую именно — сами должны уточнить и написать в своем агитаторском отчете. — ЖЗЛ перешла вдруг на «вы». Вернулась к столу и, подвинув к себе телефон, сняла трубку, давая понять, что сказала все.
Выходя из кабинета, Полина глянула на часы: разговор с деканом занял пять с половиной минут. За оставшиеся четыре с половиной надо его забыть, настроиться на занятия. «Показывать свое настроение студентам так же неприлично, как ходить с нечищеными зубами» — так, кажется, говорил их методист?
Села на стул в деканатском «предбаннике», пытаясь успокоиться, отрешиться от посторонних эмоций. Но успокоиться не могла: почему же ей не подписывают характеристику? Из-за Дротова? Но в их педагогической практике и не такое случалось. Из-за Боровской? Нет, заведующий не так примитивен. Тут что-то другое. Что?.. Стоп. Надо думать о занятиях, остальное — забыть. Студенты — народ чуткий…
Перед дверью аудитории Полина останавливается, мысленно оглядывает себя с головы до ног — все ли по форме? Однажды на последней паре студенты стали вдруг канючить: «Отпустите нас, Полина Васильевна». — «С какой это радости?» — раскрыла глаза Полина. «Ну, отпусти-и-ите! У вас ведь сегодня… такой день!» — «Какой?» И тут до нее дошло: собираясь после института в гости, она надела необычно нарядное, яркое платье.
Студенты тут же это усекли…
Толкает дверь, бодрой, энергичной походкой входит в аудиторию. Сеять разумное, доброе и тем более вечное спустя рукава не положено.
Студенты встают, громко двигая стулья.
— Здравствуйте, садитесь, — улыбается им. Это любимая группа Полины, и ей приятно, что ответные улыбки не заставили себя ждать.
К тому же она у них агитатор. Это слово Полине Слух уже не режет. Раньше она возмущалась: «Ну почему, скажите на милость, «агитатор»? Кого мы тут агитируем? Студентов? За что?» — «Как за что?! — рассмеялась тогда Галка. — За то, чтобы вовремя сдавали хвосты, чтобы не пропускали занятия. И вообще, чтобы учились!» Теперь привыкла: агитатор так агитатор, какая разница? В этой группе, правда, агитировать за учебу некого. Одну только Боровскую.
— Рада видеть вас в полном здравии. Кого мы имеем, кого потеряли? — Обводит взглядом присутствующих, открывая журнал.
— Дротова нет, — подсказывает староста Света Юлова.
У Светы тонкие правильные черты лица и огромные, как на портретах Глазунова, печальные глаза. Попадись она случайно какому-нибудь кинорежиссеру, наверняка сделал бы из нее кинозвезду. Недавно Света стала носить очки — много читала, испортила зрение. Жаль: очки ее портят.
— А почему нет Дротова? — спрашивает Полина, соблюдая форму. Такой поворот она предвидела. Придется опять ехать в общежитие.
— И Боровской. — Света ждет от преподавателя понимания — дескать, Дротова нет, зачем же Боровской приходить?
Полина откладывает журнал посещаемости, открывает план.