Однажды замужем

Хозяйственными делами Полина занималась если и не с безумным восторгом, однако не без удовольствия. Что лучше успокаивает нервы, как не эти насущные заботы? И даже беготня, толкотня тоже нужны — напрочь забываешь об институте, о своих огорчениях. Работаешь на одно: успеть! В обувную мастерскую (взять Дашкины сапожки), перед тем — в химчистку (закроется на обед), а по пути — хорошо бы успеть в телеателье, но не успеет: оно на другой стороне проспекта, а с сумками быстро не добежишь… Все в этом мире разумно: и очереди, и магазины, и кухня. И с работой все идеально сочетается: на прошлой неделе, например, пока готовила обед, продумала большую часть своей статьи. И даже кое-что записала тут же, на подоконнике. Экономия стопроцентная: задействованы не только руки, но и голова. Пока раскатывала коржи для пирога, набросала общую схему. Когда готовила заварной крем, представила, как подаст проблематику: вначале — немного полемики с известными лингвистами об оппозитивном дуализме. Потом поговорит о роли знака, как репрезента и субстрата… Что касается терминологии, которая, конечно, не соотносится с субстанциональной реальностью… Что за гарь — дышать нечем! Нет, это не табачище из Володиной комнаты, это из окна — соседи небось кастрюлю сожгли. Дотянулась свободной рукой до форточки, захлопнула. И только тут сообразила: это — из собственной духовки. Пирог! Жалко, сил нет! Но потом решила, что это — ее жертва оппозитивному дуализму. Ничего не поделаешь — наука знала и больше.

Галке Леоновой этот ее хозяйственный энтузиазм кажется смешным. Раз, зайдя за Полиной, чтобы вместе идти на собрание, Галка увидела, что она готовит термосы для мужа и пишет ему записку: «Обед — в красном, ужин — в голубом», чтобы не перепутал.

— Что уж он, сам себе подогреть не может? — удивилась Галка.

— Хочешь, чтобы я мужа в фартук нарядила?

— А ты хочешь через пару лет в старуху превратиться? Немногим больше тридцати, а руки как у пятидесятилетней! Думаешь, он это ценит?

— Ценит, — заверила, невольно пряча руки.

— В чем, интересно, это выражается, а? Конкретно? Лишний раз приголубит на досуге? Отчего бы и нет: это им ничего не стоит. Силу куда-то надо девать: отлежатся, отъедятся за день на всем готовом. А вечерком и развлечься не грех. А ты небось так за день ухайдакаешься, что на четвереньках до кровати доползаешь: не до утех. Не так разве?

— Ну и циник же ты, Галка!

— А ты поденщица с кандидатским званием. Вот мой муж меня действительно ценит. В конкретных проявлениях: и стирает, и продукты покупает, и готовит.

— Мусорные ведра он тоже таскает?

— А кто же? — искренне удивилась Галка. — Неужели я, цветок вселенной?

— Ах ты, мой цветок. — Полина склонила голову набок, словно бы любуясь этим чудом природы. — Нет, Галь! Мы сами мужиков черт знает во что превращаем! И потом еще рыцарства от них требуем, — заговорила запальчиво, но тут же себя усмирила — тоже мне, общественный обвинитель! — Ты вот подумай. Какое может быть рыцарство, если они, бедные, восемь часов на работе отгрохают, а потом еще по магазинам набегаются, с чужими женами наругаются. А потом и своей, естественно, выдадут…

— Ах, бедненькие! — пожалела их Галка и посмотрела на Полину с превосходством. — С чужими женами, между прочим, не тем занимаются. А мы что, не вкалываем?

— Ну знаешь! За что боролись, на то и напоролись — как говорит мой отец.

— Ну знаешь! — в тон ей ответила Галка. — Я их об этой эмансипации не просила. Так что пусть заткнутся и… — Ее жест вышел очень выразительным. — Но раз так получилось, уж если эмансипировали, то пусть занимаются кухней. А мы — государством. Да, да! Я ведь из чисто гуманистических соображений, — заверила Галка. — Понимаешь, в них скопилась генная усталость. Они, мужики наши, все века были сильным полом. Надо дать им отдохнуть…

Так, с магазинами и мастерскими порядок. А вот в школу не успеет уже зайти. Классная руководительница жалуется, что Дашка снижает успеваемость. «Понимаешь, мам, — рассказывала сама Дашка, — ну никак там пятерка за четверть не выходит: у меня же их всего три, а потом — шесть четверок. А она мне говорит: «Пойдешь к Михаилу Ивановичу, сдашь рисунок, он поставит за него пять, и пять — в четверти. Я договорилась». — «Да не поставит он мне пять!» — «Но я же сказала: я договорилась!»

Завтра придется идти выяснять. А сейчас — в институт, «окно» кончилось…

После занятий, когда направлялась на кафедру, опять в голову полезло не то что надо. Пока ходила по магазинам и мастерским, переключилась, а тут снова: Дротов. Драка. Боровская… Не то. А что же? И вдруг Полину осенило: диссертация! Сухоруков наверняка придерживает ее характеристику до защиты Сейдулиной. На всякий случай. Обсуждение статей по ее работе каждый раз проходило со скрипом. И Глеб понимает, что предзащита будет горячей. И что Полинина рецензия вряд ли будет положительной.

Когда она зашла на кафедру, Глеб был один. Поздоровался, как обычно, «без эмоций».

— Что там с Дротовым? — спросил. — Извинился он перед избиенным?