Читаем Однажды замужем полностью

— Инфляция идей! Ну скажите, есть у нас в институте хоть один крупный ученый? Типа… ну, я не знаю… Павлова? Или Ушинского? Лидер, за которым хотелось бы в огонь и в воду. Нет, нам вал важен.

— Куда хватил! Павловы рождаются не каждое столетие.

— А если не готовить для них научную почву, то и вообще не родятся. Наука у нас становится бизнесом… Послушайте, Полина Васильевна, вы когда-нибудь говорите то, что думаете?

— Говорю, — усмехнулась невесело. — Иногда… Знаете, Дротов, проводите меня домой, хорошо? Я что-то замерзла… Познакомлю вас с мужем, с дочерью. Чаю вместе попьем…

Он проводил Полину до подъезда, но в квартиру зайти отказался: Володю постеснялся, не иначе.

— Ну, как хотите, — не стала настаивать она, подумав, что после ее отказа от театра муж явно на взводе. — До свидания, Дротов. Увидимся завтра на занятиях. — И уже у самой двери: — А перед старостой все же надо извиниться. Мстят только слабые, сильные прощают. Вы же сильный, Дротов.

— Ма, где ты ходишь, я тут с русским зашиваюсь. Помоги, — с порога пристает Дашка с учебником в руках. — Надо придумать определяемые к определению «горячий».

— Что же вы с папой придумать не могли? — интересуется Полина, стаскивая шубу. — Все так просто: горячая кровь, горячее сердце…

— Папа мне два придумал: горячий снег и горячий чай, — пояснила Дашка. — А потом…

— А что потом?

— Папочка стал рыться в словарях, но там ничего не находилось. Он разнервничался, сказал, что опаздывает, и ушел.

Лишь теперь она заметила, что Володиного пальто на вешалке нет. Но почему он не взял машину? «Москвич» стоит под окном (видела, подходя с Дротовым к дому). Где же Володя? Почему не оставил записки?

Когда Володя поздно ночью, тихо раздевшись, прокрался в постель, Полина сделала вид, что спит. Безошибочно учуяла запах спиртного и похолодела: «Неужели заранее знал, что не сможет сесть за руль? Опять за старое?!»

V

Дашка родилась на Бородинском поле. Чуть не родилась — муж успел все же домчать ее до Можайска…

Все утро он ходил кругами с атласом автомобильных дорог в руках.

— Та-ак! Ржев, Нелидово, — медленно вел пальцем по малиновой жилке магистрали, — Андреанополь… — Палец вдруг замирал. — Интригующее название, черт возьми, — вопросительный взгляд на жену.

Обычно в таких случаях она восклицала: «Андреанополь?! Жутко интригующее!» — «Да, что-то тут есть античное… — с неизменной благодарностью подхватывал Володя. Его взгляд загорался светом дальних городов. — Собирайся! Десять минут хватит?» — «Конечно!» — вскакивала Линка и бросалась к плите ставить чайник для термоса.

Но теперь она сидела, уткнувшись в учебник и делала вид, что сильно сосредоточена.

«Греческое — ιχθυς, латинское pisces, немецкое — fisk, английское fish», — повторяла полушепотом.

— Покатались бы по Западной Двине, — мечтал Володя, — а потом заночевали бы на родине Александра Невского.

Рука, переворачивающая страницу, дрогнула — страсть мужа к родной истории никогда не оставляла Линку равнодушной. Но она все же промолчала.

— Может, ты плохо себя чувствуешь? — Володя поднял глаза от атласа, покосился на ее живот. — А? Тебе плохо?

— Н-нет… Просто через две недели… экзамен.

— Осенью доучишь, — возмутился муж и, сев рядом, захлопнул ее учебник. — Успеешь!

— Я-то успею, а он — нет, — показала глазами на живот и снова раскрыла свой «ихтиос». — Пусть образовывается.

— Что, сильно протестует? — Осторожно, словно к раскаленному утюгу, потянул руку к резко закругляющейся линии ее сарафана, но тут же отдернул. — Брыкается?

— Да все нормально… А далеко этот Андреанополь?

— Нет, не очень! — подскочил, снова схватил атлас. — Вот, — раскрыл перед ней карту, — каких-нибудь триста — четыреста километров… Впрочем, что я говорю, — конечно, далеко! В твоем положении… обвел взглядом изгиб сарафана, и в глазах появилось мученическое выражение.

— Да я себя прекрасно чувствую, — заверила Линка и захлопнула греческий. — Ну что, собираемся?

Изобразить пламенный энтузиазм — пара пустяков, она, пусть и не состоявшаяся, но актриса. В душе, по крайней мере. Почему она чувствует постоянную вину перед Володей? И постоянное желание ее загладить? Сделать так, чтобы у него не осталось ни малейшего повода пожалеть о чем-то.

Хотя в чем она виновата? В том, что на Можайском море он так внезапно и вовремя возник из темноты?.. И все же нет-нет, да кольнет иголочкой: «Может, я его не так люблю? А как еще-то? Он умный, добрый. Я ему стольким обязана!.. Любить по обязанности? Но ведь люблю! Уже за одно то, что он меня спас. За то, что заставил поверить в добро. Что никогда не предаст — за одно это не откажусь от него. Ни за что на свете! Я сделаю его счастливым».

— …Нет, Андреанополь далеко, тебя растрясет, — решительно заявил Володя. — А вот Бородино… Живем рядом с историей и не знаем ее. — Взгляд мужа посуровел.

— Стыдно! — согласилась Линка. — Всего каких-то сто с хвостиком, пустяк! — И пошла ставить чайник.

— Посмотрим батарею Раевского, — рассуждал Володя, идя следом, — Багратионовы флеши…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза