Читаем Однажды замужем полностью

— Я хочу с вами посоветоваться. — Шум тут же прекратился, в глазах — здоровое любопытство. — Как агитатор группы, я должна провести с вами какое-нибудь мероприятие. — Разочарованный гул: «У-у-у…» — Куда бы нам сходить? На выставку? В музей? — Глаза стали быстро гаснуть. Полина обвела взглядом студентов: — Не хотите? Я так и думала. Тогда, может… — сделала паузу. — В нашем районе есть школа-интернат. Там учатся дети, у которых нет родителей. Я говорила с директором, им нужна помощь: воспитателей мало, детей много — сами понимаете. Что, если взять над ними шефство? Хотя бы раз в неделю заходить, заниматься с детьми — уроки вместе приготовить, почитать, просто поговорить. Согласны?

Молчание.

— А мы справимся? — осторожно спросила Воровская.

Полина пожала плечами:

— Посмотрим?

— Посмотрим! — согласились хором.

Обычное задание на перевод она слегка изменила: не только перевести, но и дать антонимы. Пошло гладко: беспринципный человек — принципиальный, бесчестный — честный, безнравственный — высоконравственный. И вдруг к последнему дали еще: «добрый».

— Неверно! — запротестовал кто-то. — «Добрый» и «нравственный» — не синонимы.

— Верно! — настаивал первый. — Полина Васильевна, как вы думаете, может высоконравственный человек быть недобрым?

— Думаю, не может. Хотя синонимами их вряд ли назовешь.

Четыре минуты до звонка.

— А напоследок ответьте, пожалуйста, на такой вопрос: какие у коровы уши?

— Что-что?

— Да, вы не ослышались: какие у коровы уши?

Общая растерянность, оцепенение; потом — взрыв смеха.

— Ну и вопрос!

— Торчащие у нее уши, — предполагает без особой уверенности Боровская.

— И вовсе нет! — протестует Юлова. — Они — висящие.

— Какие именно? Обрисуйте.

— Как у собаки. У кокер-спаниеля…

— Вы уверены? — Полина обводит аудиторию слегка насмешливым взглядом. — Какие всё же? Кто из вас самый наблюдательный?

Таких не оказалось. Строили разные догадки, спорили, но точно никто ответить не мог.

— А это в программу не входит, — нашлась Боровская.

— Не входит, — соглашается Полина. — А в колхоз вы ездили? На ферме были? Ну и как?

— Кстати, я где-то читала, что уши у коровы — барометр ее настроения, — вспомнила Юлова.

— Отношения к действительности, — ввернул кто-то, и все рассмеялись.

— До свидания. — Полина захлопывает журнал и поднимается: звонок.

— Вы же так и не сказали, какие на самом деле у коровы уши, — возмутились студенты.

— И не скажу. Сами посмотрите.

— А где взять корову?

— Срочно ищу буренку! С висящими ушами! — орут, не желая расходиться…


— Так-так, — сощурила глаза Галка Леонова, дуя на горячий чай. — Развиваешь, значит, у студентов фантазию? Играешь в замещение вакантных должностей?

— Откуда ты взяла? — удивилась Полина.

Вопрос, надо сказать, глупый. Ясно откуда — от студентов. В курилке обсуждали новости: кто, что и как. Однако быстро разнесли — к большому перерыву.

— Готовишь достойную смену нашей ЖЗЛ? — не унималась Галка. — А может, самому министру? — изобразила на лице глубокое уважение к размаху поставленной задачи. — И демонстрируешь собственный взгляд на проблемное обучение?

— Ты бы только слышала, что они говорили! — улыбнулась Полина, вспоминая прошедшее занятие.

— Наговорят, только слушай!

— Да не брюзжи. Занятно ведь. Юлова, например, знаешь что предложила? Ввести новый предмет: «Совесть».

— Ну, твоя Юлова допрыгается, так же как и Дротов, помяни мое слово! И ты вместе с ними.

— Мы тренировали модели, — пояснила почему-то Полина, машинально оглядывая зал буфета.

— Прибереги свои объяснения для начальства. Тренировала она, видите ли! Ослиные уши — тоже для тренировки?

— Не ослиные, а коровьи, — поправила Полина. — И, глянув на часы, торопливо поднялась с места: — Через полчаса в гастрономе перерыв, а она тут чаи распивает! Адьё, — помахала Галке, направляясь к выходу.

Вечером придет тетя Катя, а у нее ничего нет. Хоть времени в обрез, но шла степенно, соблюдая институтский этикет: суетливый преподаватель — не пример для подражания.

А вот в гастрономе пример показывать некому. Тут все вроде нее — работающие эмансипэ, которым за час обеденного перерыва нужно набить свои хозяйственные сумки до отказа. Бегают от кассы к прилавку, от прилавка — к другому… Глаза видят только пробитые чеки, колбасу, сыр, яйца… А друг друга не видят. Полина включилась в этот привычно нервный ритм предобеденной гастрономной жизни — заняла очередь в овощной отдел, потом в кассу, побежала к мясному, постояла там и, вспомнив, что у нее кончилась мука, а мужу в честь (или в компенсацию?) теткиного прихода обещан его любимый яблочный пирог, бросилась к бакалейному.

Набег на магазин можно рассматривать, как крупную удачу: отоварилась за двадцать пять минут. Только вот сыр на прилавке забыла.

Гастроном закрылся, но мастерская по ремонту обуви как раз открылась. А химчистка закроется еще только через час.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза