Однажды замужем

— Сегодня мы поговорим о некоторых языковых категориях. Начнем с модальности…

В дверь просовывается голова Боровской:

— Можно?

С опозданием на целых пять минут! По правилам надо бы послать в деканат за допуском. Но жаль времени.

— Садитесь, — разрешает Полина. — Итак, что такое модальность?

— Отношение говорящего к действительности, — отвечают чуть ли не хором.

— Молодцы! А как говорящий выражает свое отношение к действительности?

— По-разному, — говорит Юлова. — Но чтобы выражать отношение к чему-то, нужно его иметь. Тем более к такой сложнейшей философской категории, как наша действительность.

Схлопотала? Сама виновата: сеяла юмор, а пожинаешь, с легкой подачи Дротова, иронию. Что ж, назвался груздем…

— Вы правы, Света. Вопрос не точен. Поставлю его иначе: какими языковыми средствами пользуется говорящий для передачи своего отношения к действительности? Пожалуйста, Боровская.

— Языковые средства бывают… — начинает Боровская и замолкает.

Группа терпеливо ждет. Полина — тоже. Нетерпение — привилегия студентов, а не преподавателей.

— Какие же?

— Лексические… — не выдерживает кто-то на последнем ряду.

— …И грамматические, — дополняет Юлова.

— Правильно. Назовите их, — снова поворачивается к Боровской: со студентами, как сказала сегодня ЖЗЛ, надо работать, со слабыми — вдвойне.

— В русском или в греческом? — уточняет Боровская.

— В каком хотите. — И, исправляя проскользнувшее помимо воли раздражение, уточняет: — Какими средствами мы передаем, скажем, нереальное действие?

Боровская потихоньку косит глаза в учебник. Сейчас найдет нужную страницу и выдаст безукоризненно верное правило. Дротов бы уже ерзал на стуле. И Полине стало вдруг скучно-скучно…

— Знаете что, — обращается к Боровской и к остальным, — давайте поиграем в «если бы».

— В «Если бы я был директором»?

— Почти. Нереальное условие ставлю я, а ответ дайте вы, хорошо? Итак: если бы я был министром высшего и среднего образования…

— У-у-у, — загудели сразу все, — это условие абсолютно нереально!

— Помечтать-то можно, — предлагает Полина. — Хорошо, — уступает все же группе, — деканом факультета, это ближе. Итак…

И вдруг посыпалось:

— Я бы дала возможность выбора предметов: чтобы по желанию, а не из-под палки.

— Практику ввел бы с первого курса. А то до четвертого не знаем, ради чего зубрим.

— Ввел бы свободное посещение!

— Отменила бы лекции: зачем тратить время на то, что можно прочесть в учебнике!

— Отменила экзамены.

— Дай вам волю, вы бы и занятия отменили, — усмехнулась Полина.

— Не все, только некоторые.

— И вступительные отменить! — потребовали, вдохновляясь собственным энтузиазмом. Ничто, Полина заметила, так не поднимает человека над миром, как сознание своей силы.

— А что? Если принимать в институт всех, кто хочет? А оставлять лучших. — (Можно подумать, что они слышали ее сегодняшний разговор с деканом). — Сразу бы успеваемость подскочила! Нет, правда. Если бы ввести такую систему?..

— Условие ставлю я, не забывайте, — напоминает тем же шутливым тоном.

И ее сразу поняли, продолжали:

— Давал бы повышенную стипендию не за пятерки, а за моральные качества студента.

— И преподавателям бы установила дифференцированную оплату. Почему за разный труд одинаковая зарплата?

— В самом деле! Мы же видим, как одни выкладываются, а другие лишь бы время отбыть!

— Я бы ввела новый предмет: «Совесть», — предложила вдруг староста Юлова. — И еще: «Доброта».

— А как вы собираетесь учить доброте? — поинтересовалась Полина.

Юлова растерянно молчала.

— Собственным примером, — подсказал ей кто-то.

— Пора ввести и новое понятие — «нравственный прогресс». Технический ведь есть, социальный есть, а нравственного, выходит, нет?

— Спасибо, достаточно. Поиграли, и хватит. А теперь проверим ваши сочинения по греческому. Какая там была тема? «Поступок, которым я горжусь», верно?

— Полина Васильевна, я не приготовила, — надула губы Боровская.

— Почему?

— Не могла придумать.

— Да что вы, Лиза! Разве я поверю, что вы не могли вспомнить, — на этом слове сделала легкий, едва заметный акцент, — ни одного хорошего поступка?

— Нет.

— Я тоже не сделал.

— И я.

— И я…

— Кто же сделал?

Руку подняла Юлова, еще несколько человек. Да-с, негусто!

Света на вполне сносном греческом сообщила, что все прошлое лето просидела с больной бабушкой.

Кто-то помог бывшему учителю с рисунками и диаграммами для диссертации.

Кто-то вспомнил, как вызвал «скорую» для старика соседа. Как перевел через улицу старушку.

И всё.

— Негусто, — прокомментировала Полина.

— При чем тут мы? — обиженно зашумели студенты. — С поступками сейчас напряженка…

— Да, чем дальше, тем напряженнее, — вполне серьезно согласилась Полина. — По себе знаю.

Студенты заулыбались.