Читаем Однажды замужем полностью

Но пока механически проговаривала: «хотелось бы обратить внимание», «оставляет желать лучшего», «не лишены недостатков» и прочие обтекаемые фразы, несколько раз встретилась взглядом со своим научным руководителем. А когда дошла до заключения, то заметила, что в зале уже появился привычный шумок — преподаватели вынули и разложили перед собой бумаги, занялись своими делами.

Перед тем как произнести последние слова, Полина остановилась, сделала глубокий вдох и, повернувшись к Глебу, сказала:

— К сожалению, без устранения указанных недостатков диссертация не может быть рекомендована к защите.

Шум сразу стих. Стало слышно, как кто-то кашлянул в коридоре. Глеб сидел молча. Полина повернулась и пошла на место.

— Ну что ж, — подвел итог завкафедрой, поднимаясь, — предоставим слово второму рецензенту.

Роман Грызлов не слишком юлил с определениями: «плохо обосновано…», «не аргументировано», «не убеждает»…

«Ну дает!» — восхищалась, слушая его, Полина.

И наконец заключение:

— В целом диссертация производит благоприятное впечатление и, при соответствующей доработке, может быть рекомендована к защите.

Не глядя ни на кого, Роман пошел на место.

— Кто еще желает высказаться по диссертации? — спросил Глеб, соблюдая процедуру.

— Можно мне? — поднялась Ирочка Черная.

Ромка Грызлов, произнося ее фамилию, упорно делает ударение на последний слог: «Черна́я». Ирочка, обидевшись, как-то поправила: «Не Черна́я, а Чёрная, Чёрная!» На что Роман, мило улыбнувшись, ответил: «Ну что ты, Ирочка, ты не так одноцветна!»

— Я ознакомилась с диссертацией, и она мне показалась интересной во многих отношениях… — Странно, что Черная, занятая диссертацией Шохиной, бросилась читать и Сейдулину. — …Безусловно, работа не лишена недостатков, но в целом…

— Мы выслушали несколько мнений, — подвел заведующий итог. — Все они, в общем-то, сводятся к одному: при устранении недостатков диссертацию можно рекомендовать к защите. — Его взгляд обошел членов кафедры, несколько задержался на Полине. — Доработка, я думаю, может быть проведена в рабочем порядке. Без вторичного обсуждения…


— Та-ак. — Глеб посмотрел Полинин агитаторский отчет. — Значит, вы все же объясняете драку, затеянную Дротовым, личными мотивами?

— Ну конечно, Глеб Андреевич! Два парня подрались из-за девушки…

— Нет, Полина Васильевна, — оторвался от аккуратно исписанных листов, взглянул на нее с укоризной. — Не из-за девушки, а из-за отметки. Это придает делу совершенно другую окраску. — Глеб, в отличие от ЖЗЛ, не уточнил, какую именно окраску, но Полина поняла, что ее зав. и декан между собой этот вопрос обсудили и пришли к общему знаменателю. — Вы разговаривали с Дротовым?

— Конечно. Он обещал извиниться.

— Но он до сих пор этого не сделал. Вам это известно? Ведь это же — ЧП!

Полина опустила голову.

— Не могу же я на него давить, Глеб Андреевич, — произнесла, не глядя на заведующего. — Это его личное дело…

— Опять двадцать пять! — возмутился Глеб. — Давать, простите, в морду — дело общественное, а извиняться — личное, так это понимать? А что он устроил в общежитии?.. Ладно… — Глеб отложил ее отчет в сторону. — Посмотрим, что деканат на это скажет.

Полина поднялась, но Глеб, словно бы вспомнив что-то, жестом задержал ее.

— Между прочим, Полина Васильевна… — Это «между прочим» прозвучало точно так же, как тогда у ЖЗЛ. И Полина невольно улыбнулась — стандартное общеинститутское! — Что у вас происходит в группе? — И, видя ее удивленные глаза, уточнил: — Чем вы занимаетесь на занятиях?

— Тем же, чем и другие. Учу.

— Чему? — Глеб склонил набок голову и заглянул ей в глаза. — И как? По собственной программе?

До него, значит, дошли слухи о занятии, которое Галка назвала «игрой в замещение вакантных должностей», поняла Полина.

— Могу я взглянуть на ваш план?

— Разумеется. — Полина вытащила из сумки коричневую тетрадь, такую же, как та, в которую записывала в детстве свои недостатки. «Где-то она теперь? Потеряна. Да и недостатки тоже вроде перевелись», — усмехнулась про себя, глядя, как Глеб листает ее план.

— Так-так. «Модальность. Средства выражения отношения говорящего к действительности». Тридцать минут, верно?

Полина пожимает плечами. Но, не выдержав удивленного взгляда Глеба, поясняет:

— А что тут верного, Глеб Андреевич? Тридцать минут на все средства. Да еще и на отношение говорящего к действительности. — (Как говорила Юлова на том уроке? «Чтобы это отношение выражать, надо, для начала, определить его для себя» — так приблизительно.) — А как вы сами относитесь к этой философской категории? — «Куда меня несет?» — промелькнуло в голове, но остановиться она уже не могла: — Вы можете это определить за полчаса? Лично я — нет.

Она наконец остановилась и посмотрела на Глеба, ожидая ответной улыбки.

И заведующий улыбнулся. Ну вот, а Галка говорит, что чувство юмора у него под мышкой: дескать, пощекочешь — засмеется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза