Однажды замужем

У деканата ее ждала мама Боровской — довольно бойкая женщина средних лет, которая еще не полностью утратила броскую красоту.

— Елизавета Петровна, — представилась так важно, что это прозвучало чуть ли не как «Елизавета Первая», отметила про себя Полина, проводя Боровскую в смежную с кафедрой комнату.

Интересно, какой метод она изберет: атаку или защиту? Обычно родители двоечников начинают с нападения: «Сумасшедший поток информации, дети не справляются! Вы их чересчур загружаете!» Подшефному интернату ее студенты, правда, отдают много времени. Но это же — по доброй воле! Они с удовольствием делают добро. «Эти бездомные дети такие трогательные, — рассказывали Полине. — Мы еще и не уходим, а они волнуются: «Вы когда придете?» Лиза Боровская тоже увлеклась. «Он такой потешный, мой Петька, — рассказывала о своем подопечном. — Я его спрашиваю: «Петь, почему ветер дует?» — «Потому что деревья качаются», — отвечает…»

Но мама Боровской начала не с атаки, а с жалобы:

— И в кого она у нас такая лентяйка? Отец — трудяга, с утра до вечера, не считаясь со временем. Вы ведь знаете, какая у него сложная, ответственная работа? — Заглянула Полине в глаза, в самую-самую глубину. — Да и я… вот, посмотрите, посмотрите на мои руки, — протянула свои небольшие ладошки, в бороздках которых залегли темные неотмывающиеся следы. У матери, Полина помнит, тоже руки от постоянного копания в земле до самой зимы не отмывались. — Вот видите, — показывала трудовые мозоли. — Я ведь все сама делаю, участок на даче большой, помогать некому. Редиска, клубника…

Полина опустила глаза.

Прощаясь, Елизавета Петровна попросила:

— Не сообщайте, пожалуйста, мужу. У него и так работа нервная, а тут еще…

Боровская встала, и Полина заметила, что капроновые чулки у нее разного цвета. Да, оба — нежно-телесные, но оттенок одного заметно темнее. Торопилась, видно. Прямо с дачи, как надо понимать. А может, нет пары. Порвала один чулок, а второй — новенький, не выкидывать же — Полина по себе знает, как жалко.

И Полина вдруг почувствовала к ней острое, почти сестринское сострадание: жена такого начальника, а тоже на себе экономит. И о здоровье мужа печется: «У него работа нервная…»

Полина обещала не сообщать.

Но Боровский сам откуда-то узнал об «успехах» своей дочери и позвонил. Полина отвечала на его краткие вопросы тоже кратко. Высокопоставленный родитель моментально уяснил ситуацию.

— По другим предметам тоже так? И как долго это длится? — уточнил.

— Со второго курса, — ответила Полина: не могла же она соврать!

— Ясно, — ответил родитель и, поблагодарив, повесил трубку.

А на следующий день Лиза принесла заявление.

— Ухожу санитаркой в больницу, — всхлипывая, объяснила в деканате. — Папа устроил…

Однако ее производственная практика длилась недолго: ЖЗЛ ее заявления не подписала, и Боровскую под нажимом студенческой общественности, тонко организованным деканатом, вернули в институт.

— Полина Васильевна, — радостно вскрикивает лаборантка Верочка, едва Полина показалась в дверях кафедры. — Вы записались на компьютеризацию?

— Чего-чего?

— Ну когда вам удобно — по субботам или по воскресеньям?

— Разумеется, по выходным. А еще лучше — во время отпуска, — отвечает серьезно.

— Всего десять лекций — на уровне ликбеза.

— А что потом? — уточняет Полина.

— Потом — опять лекции. Пока не приобретут компьютеры. У нас пока только один — на весь институт.

— А когда их приобретут?

— В двадцатой пятилетке, — проинформировал вошедший Роман Грызлов. — Ты что, наш институт не знаешь, что ли?

— Кто же читает лекции, Ром?

— Потапыч, с военной кафедры. По совместительству, так сказать, общественное поручение. — Ромка многозначительно улыбнулся и глянул на Глеба. Но тот продолжал писать: насчет общественных поручений он шуток не разделяет. — Нам Потапыч так и заявил: «Без компьютеров мы жить не можем!» А когда я его спросил, как, дескать, это будет выглядеть и зачем, он ответил: «Вот этого я еще не знаю. Но — не можем, это всем ясно»… — Ромка снова бросил взгляд в сторону Глеба, но его лицо оставалось каменным.

Грызлов протиснулся к столу заведующего.

— Я, собственно, зачем пришел-то. Тут нужна твоя подпись, Глеб. На нашем пособии. — Он вынул из папки какие-то бумаги, положил их на стол перед Сухоруковым. Тот перевел недоуменный взгляд с бумаг на Романа. — Мы же с тобой пособие написали, забыл?

— А-а, — вспомнил Глеб и заулыбался, стал листать написанные и перепечатанные тексты.

— Нормально, сбацал, а? — не дождавшись, видно, заслуженной похвалы, оценил себя Грызлов. — Тебе осталось подписать. А заодно подмахни и это. — Роман положил перед ним другой листок. — Направление на мою стажировку. В Афины. Надеюсь, ты не возражаешь?

Глеб подписал обе бумаги. И вдруг поднял глаза, встретился с Полиной взглядом. Она тут же отвела его в сторону, но было поздно — Глеб уловил усмешку.