— Сломалась задняя полуось, — сообщил наконец. — Придется возвращаться в Мценск за новой.
— Может, уж лучше в Москву? — вскипела я. — Полдня камеру клеили, теперь день на ось потеряем!…
— Я-то тут при чем?
— Ты всегда ни при чем!
— Ну и характерец! Мы, кажется, едем отдыхать.
— Едем? — съехидничала я.
В общем, разрядились от души.
Потом Михаил встал на противоположную полосу и поднял руку — как на плакате «Вперед!». Однако машины проносились мимо этого «плаката» со свистом, окатывая его фонтанами брызг. И никто не желал останавливаться.
А может, его просто не видят? Стоит у края дороги, щупленький, незаметный. Этакий стоп-краник, весь в дожде и тумане. Мокрый и грязный, как обочина, — сразу и не отличишь. Стоит и стоит.
А я сижу в холодной машине и думаю: почему нам так не везет? Чем прогневили мы небо?
Когда-то я верила в закон компенсации: ущемит с одного конца — прибавит с другого. А тут — со всех концов!
Моя жизнь проходит в окружении малых величин. Живу в малогабаритной квартире, в микрорайоне номер три. Езжу на малолитражке. Работаю микробиологом. Считаю на мини-ЭВМ. Все эти «мини» и «микро» красными флажками отмечают всю мою судьбу.
Мать рассказывала, что, когда меня рожала, ей вынуждены были сделать кесарево сечение — она была слишком миниатюрной, а плод — слишком крупным.
Вначале я быстро набирала в весе и в росте. А потом вдруг что-то прекратила. В первом классе, когда нас выстроили в шеренгу, я оказалась последней. Так и осталась там до окончания десятилетки…
Муж достался тоже не гигант. Как-то один сокурсник пригласил нас в гости к своему брату, выпускнику ВГИКа. Послушать и посмотреть на будущих знаменитостей. Мы с Михаилом долго готовились к встрече — он никак не мог выбрать подходящий галстук, я — подходящую кофточку. Короче, опоздали. Примчались, запыхавшиеся, бегом поднялись на четвертый этаж старинного, с лепными украшениями, дома, позвонили. Хозяин, огромный, едва умещающийся в дверной проем детина, открыл дверь, глянул поверх наших голов и снова ее закрыл. Он нас просто не заметил.
Когда родился наш Петька, я ужасно расстроилась, что не дочь: для девчонки рост не так важен. Теперь он заканчивает начальную школу и каждый день подходит к косяку двери, на которой мы делаем отметки его роста, подставляет затылок. А потом смотрит на меня грустными-грустными глазами.
— Ма, я решил, что до шестого класса не буду влюбляться…
Как-то проснулась будить его в школу — Петька всегда с трудом просыпался. Подхожу к двери и слышу какое-то странное пыхтение. Открываю — Петька, весь красный, вспотевший.
— Петь, ты что делаешь?
— Кувырки.
— Какие кувырки?
— Обыкновенные. Ленка их знаешь как сечет! А у меня — не получаются.
Ленка — очень спортивная стройная девочка-акселератка. Первая в шеренге. А Петька — последний, коротенький и толстенький.
Михаил утверждает, что первый ребенок всегда меньше, что второй будет крупнее.
А вдруг не будет? Нет уж, хватит плодить «мини».
Как-то мне пришла в голову лихая мысль. А что, если бы эти малые величины, к которым приковала нас судьба, чуть увеличить? «Укрупнить масштабы», — как говорит начальник нашей лаборатории. Это его любимое слово. «Масштабов, масштабов вам не хватает!»
Да, масштабы…
Ехала бы я сейчас не в этой инвалидной коляске, а в сверкающих «Жигулях». Может, и в «Волге». А что? Ведь кто-то же ездит!
И рядом сидел бы рослый, широкоплечий муж, которого не посмели бы не заметить проносящиеся мимо машины. И наш Петька не спрашивал бы: «Ма, до которого класса дети растут?» И жили бы мы не в двух комнатах на пятерых, а в трех или даже четырех. А что, живут же люди?! В домах, где потолок и стены не сжимают тебя со всех сторон, где не замазывают раствором щели между блоками, чтобы они не расходились. И может, мы с Мишкой занимались бы сейчас совсем другой, более масштабной темой. А не бились бы над «использованием бумажных рулонов для выявления грибной инфекции семян редиса». Да, наука, конечно, сильно скакнет вперед, когда узнает, что использовать для этой цели можно не только чашки Петри, но и бумажные полотенца. И работали бы в каком-нибудь крупном научном центре.
И не завидовали бы тем, кто имеет дело не с микро-, а макромиром. И может, тогда у меня был бы совсем другой характер. Я бы сейчас сидела и наслаждалась каким-нибудь детективом, а не истекала бы злостью так, что даже погоду в «Правде» прочесть не могу — строчки сливаются, и ничего не вижу. В макромире к тому же все проще: столкнутся два тела и, изменив, согласно законам механики, траекторию, продолжают путь. А в «микро» траекторию не меняют: тоннельный эффект.
Наконец какой-то грузовик все же затормозил, и Мише удалось разжалобить его водителя за вполне сносную сумму.
Вторые сутки почти полностью ушли на ремонт.
Когда машина встала наконец на все четыре колеса и мы тронулись в путь, Михаил так расчихался и раскашлялся, что невозможно было ехать — машину каждый раз подбрасывало, как от подземного толчка. Мишка, видно, здорово добавил к своей простуде, когда лежал под машиной и стоял на шоссе.