Однажды замужем

— И все же он жулик, — убеждала я Мишку. — Как думаешь, откуда у него такая машина? Можно на нее заработать честным путем? Посуди сам. Ему, наверно, как и тебе, лет тридцать пять. Получает тоже небось сто пятьдесят — сто шестьдесят. Ну, пусть двести, даже двести пятьдесят… Нет, в этом возрасте столько не получают. Значит, двести. Если даже сидеть на одной манной каше, не обуваться, не одеваться, и то десять лет. А одна ее кофточка в комиссионке рублей тридцать — сорок стоит.

— Эта-то маечка? — возмутился Мишка. — За что ж там платить?

— А все остальное? — Я не стала объяснять мужу, за что платят женщины. — А магнитофон? А колеса? Финские небось, с шипами, заметил? Мы и наших-то, воронежских, никак приобрести не можем. Да и вообще, если бы не твой родитель, у нас даже этой бы колымаги не было.

— Может, и у него родитель.

— Может. А у родителя откуда? Не последние небось сыну пожертвовал. А…

— Ой, да хва… хва… а… — заахал Мишка, борясь с очередным приступом. — Хватит! — вычихнул наконец и, высморкавшись, сам выключил магнитофон.

В наступившей тишине стало слышно, как цвиркают в траве кузнечики, поют-заливаются какие-то птахи.

Дорога пошла под уклон, и наш «Запорожец», чутко уловив земное притяжение, побежал быстрее, весело шурша скатами.

Но спуск скоро кончился, и опять начался подъем. Длинный-длинный. Машина быстро теряла скорость, стала натужно пыхтеть. Мишка переключил четвертую передачу на третью, потом — на вторую.

А вдалеке знакомая «семерочка» шутя-играя брала подъем, быстро продвигаясь к вершине. И, вспыхнув на ней огненной звездой, скрылась за горизонтом.

Чуть позже мы снова ее увидели — на зеленой лужайке, в стороне от дороги. Вся сверкающая, словно яркий шар на новогодней елке. А рядом — ее хозяева. Расположившись на удобных складных стульях, они потягивали из бутылок пепси-колу и слушали «Сюзанну».

— Они тоже отличаются постоянством вкусов, — заметила я, но Мишка не пошел на примирение и магнитофон не включил.

А через некоторое время «семерочка» снова обходила нас на повороте.

— Тебе не кажется, что они специально устроили этот привал, чтобы нас потом обогнать? — снова повернулась я к Мишке.

Он молча достал платок, вытер глаза.

— Отпуск, похоже, проведем в дороге. Пять дней туда, пять — обратно, — подсчитала вслух.

Михаил включил магнитофон — Клавдия Ивановна обращалась теперь к друзьям-однополчанам, своим боевым спутникам.

К вечеру снова пошел дождь. Я с тоской подумала, что нужно опять натягивать под дождем палатку, разводить костер, готовить Мишке горячий ужин. И чихал он не переставая.

— Давай переночуем в гостинице, — предложила ему. — Заплатим пятерку, но зато отоспимся и отдохнем по-человечески.

— Давай! — охотно согласился Михаил. — Приму душ, почитаю газеты — как белый человек!

— Только ты поднажми. Знаешь, какое к вечеру там столпотворение будет? В такую погоду все ринутся в гостиницу.

Каково же было наше удивление, когда мы, отыскав по атласу автомобильных дорог ближайший кемпинг, на всех парах примчались, однако никакой очереди там не обнаружили! В мотеле оказались свободные места. Мишка вынул паспорта, взял у меня десятку и заспешил к администратору. А я осталась ждать в холле. Удобные мягкие кресла, интимный свет голубого торшера — обстановка, которая обязывает к неторопливости, достоинству, разговору вполголоса. На столе — свежие газеты.

Откинулась в кресле, взяла одну из них — «Советскую культуру», — стала читать. Потом прикрыла глаза и представила горячий душ, хрустящие простыни, удобства не в конце коридора, а в номере. «Как белый человек!» И еще услышала шелест занавесок на окнах, в которых запуталось ослепительное утреннее солнце. Такой приятный, баюкающий звук.

Когда я открыла глаза, то обнаружила, что это не шелест занавесок, а шум шагов. Михаил возвращался от администратора не торопясь, на лице его играла беззаботно-светлая улыбка. Но я видела, что он чем-то здорово взволнован.

— Дай еще, — зашептал, наклонившись к моему уху. — Не хватает.

— Сколько? — прошептала с такой же светской улыбкой.

— Еще червонец, — ответил он.

— Ты что, свихнулся?! — вскрикнула, забыв про хорошие манеры.

— Тут по международному классу. — Мишка смотрел на меня своими воспаленными, слезящимися глазами. — Восемь двадцать шесть с носа.

— Это почти двадцатка за одну ночь? Я не сумасшедшая! Пошли отсюда! — Вскочила и бросилась к выходу.

Коварство администрации меня так потрясло, что я забыла вернуть на место «Советскую культуру». Мишка поплелся следом.

— Зарабатывал бы как «белый человек» — не пришлось бы так позорно капитулировать! — заметила ему и толкнула стеклянную дверь.

Но, глянув на послушно плетущегося сзади мужа, на его слезящиеся глаза, к которым он то и дело подносил платок, я вынула еще одну десятку и молча протянула ему…

Оформив номер, пошли в машину за чемоданом и корзиной с едой. Я накрыла ее полотенцем, чтобы не травмировать администрацию видом торчащих из нее бутылок с минералкой и термосов.