Читаем Однажды замужем полностью

Вообще демонстрировал светские манеры. Подвигал нам свою икру, осетрину — пока, дескать, вам принесут. Будто нам и в самом деле кто-то собирался ее приносить… Рассказывал профессиональные анекдоты. В общем, милый, остроумный человек. Свой в доску.

И все же я не могла поверить в его безупречность. Почему? Может, я просто злая?

Вот сидит перед нами красивая, модно одетая пара. Безусловно, хорошо устроенная в этой жизни. Ну и что? Глупо связывать звание ученого с небрежностью в одежде. Не тот век!

К тому же всего он добился сам. Потому и не боится выставлять напоказ свое благополучие…

Да, но он все-таки с удовольствием чувствует свое превосходство. Хозяин бала! Могу угостить вас икрой и балычком. И позволить себе каламбуры насчет микробиологии. И смотреть на женщин с таким вот грустно-лукавым прищуром самца, приговоренного быть вечным победителем.

— Я недавно читала вашу статью в «Науке и жизни», — сказала, не в силах больше выдержать этот его взгляд. — О роли личности ученого в научно-техническом прогрессе. Любопытно.

— Вы находите? — Игривость в его взгляде исчезла.

— Безусловно. Особенно когда вижу перед собой ее автора.

Мишка глянул на меня с тревогой.

— Что-то нам с погодой не везет, — посетовал и потянулся к принесенному официантом салату. — Давай положу, — стал отсыпать в мою тарелку.

— Спасибо, хватит, — остановила я его.

— Вы всегда так мало едите или только во время отпуска? — улыбнулся Геннадий Степанович, и снова его глаза заиграли. — Один мой сотрудник сделал на этом себе имя: стал пописывать о пользе голодания во время летнего отдыха. Некто Кустов, может, читали?

И тут все стало на свои места: ну конечно же Кустик, знакомый нашей Симочки, который вполне официально заезжает за ней на своих палевых «Жигулях» и о котором она с удовольствием всем рассказывает.

«Мой Кустик сейчас очень занят: готовит для шефа доклад…»

«Мой Кустик сказал, что с нового года машины подорожают».

«Моему Кустику, кажется, светит старший. Тьфу-тьфу», — сплевывала через левое плечо. Это на случай, если вдруг шеф ее Кустика сломает себе шею на министерских порогах, добиваясь для своего статуса самостоятельного научного учреждения. Шеф, как небрежно сообщила Симочка, давно уже мечтает отпочковаться в отдельный институт и получить звание главного.

Хорошо рассчитанная непосредственность Симочки делала свое дело: перед ней, официальной любовницей будущего старшего научного сотрудника и, возможно, первого заместителя директора нового института, стали заискивать.

Однако Симочка никогда не называла имя шефа своего Кустика. Потому, решили мы, что хочет придать всему привлекательность тайны.

И вот теперь тайна приоткрылась: Раздонатов, современный герой большого романа, в котором ее Кустик играет далеко не последнюю роль.

«А чем будет заниматься их институт?» — поинтересовалась тогда у Симочки.

«Ну, это уж дело десятое!..»

Но это десятое дело мне почему-то не давало покоя. Однажды, когда Симочка подвозила меня до метро в палевых «Жигулях» своего Кустика, я спросила его:

«Скажите, Валериан Антонович, ну кому нужно то, чем вы сейчас занимаетесь? И неужели вашему шефу дадут «добро» на институт, который не будет иметь практического значения?»

«Если не дадут, он его сам возьмет. Надо знать нашего шефа! — рассмеялся Кустик. — Крупняга! Масштабы…»

— …Мы с Геной там бывали, — продолжала Светлана разговор, начало которого я пропустила. — Интереснейшие места! Снежные сопки, тишина и безлюдье. Слышимость — на десять километров!.. Помнишь, Ген, когда мы спускались на лыжах с того склона? Ты чихнул, а на другом склоне мужик от неожиданности упал.

Геннадий рассмеялся так от души, что бокалы на столе тонко зазвенели. И в самом деле, крупняга, вон как рубашка на груди напряглась — сейчас треснет. А смех у него хороший…

Ну какое мне дело, чем будут они там заниматься — в этом новом институте?

Во время очередного танца Раздонатов, сощурив свои большие серые глаза, как-то чересчур пристально на меня глянул.

— Вы бы хотели работать в моем институте? — спросил с утвердительной интонацией.

— В вашем? — ехидно сощурила глаза.

— Да, в моем. — Геннадий Степанович нисколько не обиделся. — В конце концов, его направление буду определять я, вы же это понимаете.

— Еще бы! Только какое название у вашего направления? Удовлетворение собственного любопытства за государственный счет?

— А вам идет сарказм, — рассмеялся Раздонатов. — Нет, золотце, я не такой дурак, чтобы выбивать институт под пустую идею. Мы будем заниматься биоочисткой. Вот.

Я раскрыла рот:

— Но ведь это же совсем не ваша тема!

Раздонатов снова рассмеялся.

Он и в самом деле широк — не обращает внимания на мои укусы.

Но с чего бы он нас приглашал? Он ведь не из тех, кто делает что-нибудь просто так.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза