Одноклассники

— Как хорошо, что ты со мной. Там мужчины... Кто знает, как они одеты, вернулись с работы и... Знаешь, подождем немного, может, кто-нибудь выйдет, попросим, чтобы позвали Вамбо. Боже, и как тут можно жить!

Вскоре из одной двери действительно вышел плешивый пожилой мужчина в калошах, надетых прямо на шерстяные носки. Белые завязки кальсон волочились из-под коричневых неглаженных штанин, как мышиные хвосты. В руках мужчина держал зеленый чайник. Ирена, как воробей, порхнула к направившемуся в конец коридора мужчине — тот остолбенело остановился. Недоверчивый взгляд сразу же смягчился и потеплел, когда выяснилось, кого спрашивают. Пальтсер как раз недавно ушел. Заметив на лицах женщин разочарование, мужчина тут же добавил, что скорее всего Пальтсер пошел в библиотеку.

— А вы не знаете, в какую?

— Насколько я знаю, он всегда ходит в эту... большую, на Вышгороде.

 — Спасибо, очень благодарны.

Пальтсер ушел недавно — значит, он еще в библиотеке.

Ветер, дувший в узкой улице, как в трубе, выстудил из глаз слезы. По тротуару, покрытому подтаявшим льдом, было трудно идти быстро. Но Ирена не могла сейчас двигаться в умеренном темпе. Был самый многолюдный час, когда народ возвращается с работы. Перед магазинами бурлили круговороты входящих и выходящих людей, приходилось то и дело сходить на мостовую между наваленными у края тротуара снежными пирамидами.

— Надо было пройти соседней улицей, — с досадой сказала Ирена, — лучше уж сделать круг, чем протискиваться сквозь толпу.

Пойди они кружным путем, они не встретили бы, конечно же, не встретили бы препятствие, которое мгновенно превратило все задуманное ими в пустую затею.

Ирена с первого взгляда не узнала остановившегося перед ней человека и хотела нетерпеливо пройти мимо. Она подумала, что ее по ошибке приняли за кого-то другого. Но мужчина, сняв кожаную перчатку, протянул ей руку.

— Ирена Урмет, надеюсь, вы уже оправились после тяжелого известия.

Ирена с изумлением пожала протянутую руку, не представляя себе, почему ее останавливают на улице такими суровыми словами. Лицо знакомое, и все же тут явно какая-то ошибка.

Вдруг вспомнилось Нымме, Иванова ночь, костер у Теа Раус. «Да я же не пью, но стоит пропустить рюмочку...» Тот веселый офицер, имени которого Ирена не запомнила, несмотря на то, что он несколько раз приходил к Эйно.

— Хоть и немало лет прошло после этого события, но такие вести всегда тяжело потрясают, я знаю.

— А что случилось? Это вы про отца Эйно? — догадалась вдруг Ирена и почувствовала, как в голове начало странно шуметь.

Вяйно Алликмяэ торопливо отпустил руку Ирены и внимательно посмотрел в ее испуганные глаза.

— Неужели Эйно еще не сообщил?..

— Нет, он только несколько часов назад вернулся из Вана-Сиркла. Тогда все еще было в порядке. Когда вы видели Эйно? Где он сейчас?

— Дело не в Эйно, и я не знаю, что за это время случилось с его родителями.

— А в чем же дело?

— Ну что ж, все равно вам скоро сообщат официально... Видите ли, Ирена, мы нашли в архиве один документ...

Ирена отступила на несколько шагов и остановилась, упершись спиной в стену дома. Не отдавая себе отчета, потянула за собой Айту, ища опору в руке подруги. Алликмяэ остановился перед Иреной и, внимательно следя за ее побледневшим до синевы лицом, рассказал все коротко и точно.

— Почему? За что? — повторяла Ирена бескровными, одеревеневшими губами. Но Алликмяэ сообщил все, что знал. Больше документы ничего не рассказали. Как человек, имевший дело с тысячами подобных бумаг, он смог добавить лишь кое-какие предположения и сказать в утешение, что этот факт следует теперь принять как нечто давно минувшее и непоправимое.

Непоправимое!.. Подождите! Уже ушел... Темно-серое пальто пропало в людском потоке. Когда же это... Непоправимое... Если бы это не случилось, отец мог бы быть одним из людей, что проходят сейчас здесь. Звук шагов вдруг с особой силой проник в сознание стоявшей у стены женщины. Ей даже показалось на мгновение, что она теряет рассудок. Умер. Казнен. Кто может хоть что-нибудь знать о его могиле? Только те, кто расстреливал. Безымянная могила. Просто безвестная могила. Расстрелян. В сорок втором. Ему было сорок пять лет. Все другие живут. Ученики, закинув коньки за спину, возвращаются с катка. На другой стороне улицы мать бранит капризного малыша. В дверь магазина все вливается и вливается народ. Электротовары. Напротив готовое платье и обувь. Отцу было бы теперь пятьдесят семь или пятьдесят шесть...

— Пойдем домой, а, Ирена, пойдем?

— Да. Но ты хотела навестить своего ученика.

— Это не срочно.

— Ты иди. Я дойду одна.

— Я пойду с тобой.

Они перешли улицу, прошли под аркой ворот, пересекли Ратушную площадь и зашагали в потоке людей по улице Виру. Айта сильной рукой поддерживала подругу, та ступала машинально, временами поскальзываясь и наталкиваясь на прохожих. Дела Айты вдруг оказались для Ирены самыми важными. Айте совсем не надо ее провожать. У Айты так много работы: тетради, программа, посещение ученика.

Айта не спорила. Со всем соглашалась, но повторяла по-прежнему:

— Да, да, только пойдем, пойдем.