Одноклассники

В глубине души Айта уже переживала предстоящую встречу с Пальтсером. Смуглый, коренастый молодой человек вошел в ее безмятежную девичью жизнь как нежданное искушение. После Олава она твердо решила, что женщина может прожить без единого мужчины. Как давно это было! Она тогда, в Иванову ночь, словно дурочка, отправилась вместе с парнем в мундире искать цветок папоротника. В то время отъезд на фронт списывал столько грехов, что едва ли окружающие могли бы особенно упрекнуть новенькую, пополнившую длинный ряд девушек, жадных до жизни. Но Айта поборола себя. Она же еще и школу не окончила. А ведь что могло случиться! Что бы о ней подумали! Все это оскорбительно. И как тогда Олав поднял с земли свой гренадерский мундир и, натягивая его, пошел прочь! В ту же ночь Айта разорвала на клочки фотографию прилизанного молодого человека в мундире, хоть фото и было украшено надписью: «На память милой Айте от ее Олава». Айта ни о чем не жалела. Но когда она зашивала свое лучшее платье, белое с зелеными полосками, которое было порвано под мышкой и на боку возле застежки-молнии, что-то оборвалось в ней самой и сладкая жалость к себе излилась солеными слезами на лежавшее на коленях платье. Больше она из-за мужчин плакать не хотела, да и не плакала до сих пор. Иногда доходили до нее известия об Олаве, казавшиеся болезненными уколами. Но теперь уже действовало и суровое противоядие иронии. На Восточный фронт Олава так и не отправили. Возле него возникла какая-то Малле. Олава видели с нею на трамвайной остановке в Таллине. Кто-то видел Олава и в Кейла на перроне с какой-то дамочкой постарше. Часть, в которой он служил, должна была отступать в Германию через Палдиски. Видимо там, на Западе, он и пропал, потому что клялся не сдаваться русским в плен живым. Жизнь свою он, видимо, ценил больше, чем родную землю, которую обещал защищать на «восточном валу» до последней капли крови...

Обладатель мундира, привыкший к победам на женском фронте, впрыснул Айте солидную долю антипатии к мужчинам. Поэтому ее изумила резкая перемена, происшедшая в последние дни в ее душе. Из всех знакомых самым красивым мужчиной Айта считала Урмета. Но Урмет был красивой вещью, которая принадлежала подруге, он не будил в девушке и тени греховных чувств. Однако в вечер ссоры эта красивая вещь обрела самостоятельную жизнь, она превратилась в опасного человека с неприятным характером. Все в нем оставалось корректным. Чистый костюм, чистый пуловер, обтягивающий торс, светло-каштановые волосы с натуральным блеском. Но это лицо с красными пятнами! И взгляд, которым он мерил Вамбо! Вамбо сначала вел себя с такой теплотой и простотой. Потом пытался скрыть свое смущение веселостью, которая получалась не очень-то естественно. Бедняга, что еще ему оставалось!

И все же — какой обаятельный человек!

Айта думала о Вамбо. Вернее, это была попытка отогнать мысли о Вамбо, высмеять их, ведь не могла же одна случайная встреча дать основание для далеко идущих выводов.

И все-таки... если пытаешься отогнать мысли от чего-то, если стараешься не думать о чем-то, более того — пытаешься высмеять эти мысли, то... что же это такое, уважаемая учительница биологии? Не есть ли это постоянное кружение мыслей вокруг одного и того же пункта?

В неожиданном приходе подруги, в ее нетерпеливом желании найти Вамбо было нечто похожее на перст судьбы. Здесь случайность оказывалась у самых ворот закономерности, причем внешне все выглядело совершенно невинно. Прихорашиваясь в передней перед выходом, Айта незаметно для себя чуть слышно напевала тему судьбы из Пятой симфонии Бетховена.

Общежитие, адрес которого они узнали в справочном бюро, потрясло обеих, особенно Ирену, привыкшую к уюту собственной квартиры. Дома старого города в Таллине, с их островерхими крышами, грузными порталами и узкими, пробитыми в толстых стенах окнами, могут нравиться туристам и тем таллинцам, которые сами в них не живут. Под жилье эти дома уже не годятся. Вестибюль (пол из серых потрескавшихся известняковых плит, выкрашенные темно-коричневой краской панели и густой запах плесени) был достаточно просторен, но из-за царившего в нем полумрака казался удушающе тесным. Широкая каменная лестница, ведущая на второй этаж, наверно, не убиралась уже несколько недель, на ступенях валялся всяческий мусор. В длинном, узком коридоре, освещенном одинокой лампочкой, спутницы, только что так храбро вошедшие в дом, остановились, беспомощно озираясь. Темно-коричневые двери по обеим сторонам коридора вели в комнаты, но только на двух-трех из них виднелись написанные мелом номера. Из комнат доносились мужские голоса, в конце коридора насиловали гармонь, где-то рядом стучали костяшки домино.

— Я не решусь войти, — жалобно произнесла Ирена, ища в муфте носовой платок. — Действительно ли он тут живет? Вдруг…

— Раз уж мы пришли... — бодрым голосом сказала Айта.