Одноклассники

Принесли газету. Ироническая веселость и знакомые всем шутки, которыми председатель время от времени пытался оживить скучноватый ход собрания, исчезли из его речи бесследно. Пока он читал, в жарко натопленном кабинете царила полнейшая тишина. Слышался только шелест бумаги и шорох красного карандаша, подчеркивающего слова и строчки. Затем широким жестом, имевшим понятный для присутствующих подтекст, газета была передана через стол Аугусту Лээсу. По служебному положению именно ему, Лээсу, следовало обнаружить сделанную ошибку. И разразилась буря. Первый залп, правда, без боевого заряда, поразил самого Урмета, который, видите ли, обнаруживает серьезную политическую ошибку и преспокойно сидит у себя в министерстве, имея на столе несколько телефонных аппаратов. Урмет не стал оправдываться. Все равно никого не интересовало, когда и как говорил он об этой статье заместителю министра. В данный момент всех интересовал толстяк с бледным лицом, которому пришлось принять на себя всю тяжесть поднявшегося урагана. Кто такой Вайнала, автор этой писанины? Где были глаза редактора? За что редактор получает зарплату? Разве редакция — почтовый ящик? Ответственный редактор — директор почтовой конторы? И это уже не в первый раз товарищ Сарки пропускает ошибки. Пусть ответит теперь товарищ Сарки, как с ним случаются такие вещи и как вообще возможно такое головотяпство.

Что мог ответить человек, подвергшийся такой атаке? Только глухой гнев на своего заведующего отделом, который протащил эту статью в номер, помогал редактору внешне держаться в форме. Вытирая пот, он признал сделанную ошибку и обязался навести в редакции порядок. Ему уже давно следовало навести в редакции порядок, потому что слово не воробей, вылетит — не поймаешь, а написанное пером не вырубить и топором.

Пока Аугуст Лээс в свою очередь долго и основательно выговаривал редактору, председатель собрания, насмешливо улыбаясь, поглядывал на стол перед собой. В его усмешке тоже чувствовался обидный для Аугуста Лээса подтекст. Этот достигший ответственного поста коренастый деревенский парень гораздо легче переносил прямую критику, чем подобные намеки. Особенно ощутимым намеком было то, что Урмету в неожиданно мягком тоне поручили написать в противовес основательную статью, которую опубликует «Коммунист Эстонии» или «Рахва Хяэль».

Из-за этого Урметы добрались к Раусам только в девять часов. Теа, в белой шелковой блузке интересного покроя и в темно-синих брюках, встретила их в передней; она выглядела одновременно и празднично и по-домашнему. Опоздавших Теа подвергла наказанию, слегка потрепав их за волосы. Ирена отдельно еще получила выговор за свое серое платье, которое якобы было слишком новым, слишком светлым и вообще слишком шло к ее карим глазам и черным волосам.

Урметы сразу заметили, что Теа уже немножко выпила, да она ничуть и не скрывала этого. В подпитии явно находились и гости, судя по шуму, который вместе с клубами табачного дыма вырывался из комнаты в переднюю.

Эйно вручил новоиспеченной подполковнице букет азалий, за что его погладили и поцеловали в щеку. На бутылку же коньяка, поставленную на подзеркальник, глянули кисло. Урметам надлежит тотчас же посмотреть, как сегодня празднуют, что едят и что пьют.

— Внимание! Прибыли Урметы! — выкрикнула Теа в дверь и ввела Ирену вместе с ее высоким, представительным мужем.

Веселые люди, заполнявшие большую комнату, сидели или полулежали на коврах, расстеленных посреди комнаты, где не было никакой мебели, только книжные полки и рояль. В камине, на тлеющих углях, на какой-то металлической подставке стоял огромный котел, а перед ним алюминиевая кастрюля чуть поменьше. Как выяснилось из действий Валли Алликмяэ, щеголявшей белым фартуком, в котле находилась тушеная капуста, а в кастрюле сосиски. Гости ели из жестяных мисочек, а водку пили из ходящих по кругу алюминиевых кружек.

— Обувь сюда, к стенке, в ряд, — распоряжалась Теа. — А теперь можете присоединяться к нашему бивуаку. Пыль из ковра выбита мощной рукой самого полковника Рауса, так что...

— Прежде всего, разрешите поздравить нового полковника! — Ирена, оживившись при виде веселой картины, хотела произнести свою заранее заготовленную речь, но компания хором потребовала полнейшей точности. В этом доме нет ни одного полковника. И если Теа, как она утверждает, пользуется таким званием для краткости, то это — не что иное, как преждевременное повышение мужа в чине.

Среди веселого гама поднялся Раус — массивный и лысеющий. Ему, человеку серьезному, шутливое выступление представлялось почти непреодолимо трудным. Он застегнул воротник мундира, встал навытяжку перед Иреной и сказал:

— В нашем лагере собрались люди компетентные. Ошибки тут не допускаются.

— Я думаю, что не ошибусь, если скажу совсем просто: воин Раус!

С этим все согласились.