Одноклассники

Эйно быстро отнес пальто в переднюю, вернулся оттуда растрепанный и сел на диван. Ирена тихонько устроилась рядом и положила свою дрожащую холодную руку на вялую руку мужа. Эйно выдернул руку и посмотрел красными от бессонницы глазами поверх волос жены, которые в свете настольной лампы отливали рыжеватым блеском.

— Ты знаешь, куда я ходил? Я сейчас от Аугуста Лээса.

— Он тебя терпеть не может.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела. Тогда у Теа он смотрел на тебя очень злыми глазами, хотя в словах его яда не чувствовалось.

Как давно это все было! Тогда Эйно Урмет был авторитетным, преуспевающим и достойным доверия работником.

— Моя судьба, видимо, складывается хуже, чем я предполагал вначале. И все-таки мне сегодня гораздо легче. Вяйно не предал намеренно. Понимаешь? Кто-то сумел его использовать, и органам надо найти этого человека. Ради Валли он разыграл несчастный случай. Очевидно, он совсем не подумал о тех, с кем дружил. Ты можешь теперь представить себе, что с нами будет дальше?

— Я все понимаю, — сказала Ирена с поразительной твердостью.

Эйно долго смотрел на нее, потом опустил взгляд.

— Что будет с тобой? Хотя бы вот эта квартира. Такие мелочи тоже... Едва ли тебя оставят здесь в покое, да ты и не справишься одна с такой большой площадью.

— Давай договоримся, что ты не будешь обо мне беспокоиться, хорошо? Я живуча.

— Роды у тебя в начале сентября?

— Я справлюсь. Может быть, поеду на это время в Вана-Сиркла.

Эйно сжал ладонями виски.

— Отец и мама! Их следовало бы как-то подготовить. Но как?

— Я смогу. Я скажу, когда будет подходящий момент.

— И все-таки немного легче от сознания, что Вяйно сделал это не преднамеренно.

— Я тебя понимаю. Лээс отказал тебе?

— Нет, обещал поддержать. Но никаких особых надежд на него возлагать не следует. Надо быть готовым ко всему.

— Мы и готовы.

Тихий ответ жены вдруг отдался в ушах Эйно многоголосым гулом.

...Пионеры в белых блузах, с красными галстуками, стоят весенним вечером в зале вана-сирклаской школы перед сценой. Майе открывает торжественный сбор. Ирена и Айта стоят рядом в первой шеренге. Почему он принимал участие в этом сборе? Что там происходило? В памяти остался только звонкий хор голосов: «Всегда готовы!» — и весеннее солнце на стенах зала, на блестящем паркете. Двенадцать лет назад...

— Ты будешь пить водку? Я принесу рюмку, — спросила Ирена после долгой паузы.

— Что? А, это? Нет. Это не поможет. Так что... Ирена, нас постигло испытание. Ты знаешь, как безумно тяжело находиться под подозрением? Неужели действительно мне нельзя доверять? Я никогда в жизни не лгал, не искал кривых дорог. Скажи мне, Ирис, почему ты мне не доверилась?

— Эйно, клянусь, я никогда больше не сделаю ничего без твоего ведома. Никогда.

Муж спрятал лицо в ладонях и, упершись локтями в колени, долго сидел неподвижно.

— Не доверять человеку — значит покинуть его. Я не боюсь никакого наказания. Ты понимаешь, как легко может переносить наказание невиновный. Ему достаточно сознания невиновности. Я не боюсь никакой работы, никаких условий жизни. Чистая совесть позволяет высоко держать голову. Но покинутый всеми человек не выживет, понимаешь? Не выживет. Одно у него должно быть. Одна любовь, одно великое доверие — тогда будь что будет.

Ирена взяла руки Эйно в свои и посмотрела на него в упор. Боже мой, каким мужественным было это истомленное лицо!

— Что бы ни случилось, мы всегда останемся вместе, Эйно, всегда!

Эйно ласкал Ирену долго и судорожно. Позже, когда он встал и медленными шагами подошел к книжной полке, казалось, он превозмог все, казалось, это прежний мужественный Эйно, и в то же время изменившийся, какой-то новый.

— От экономики явно придется отказаться, — сказал он вдруг с мягкой грустью. — Может, взяться за языки? Словари весят немного, их всегда можно взять с собой в дальнюю дорогу.

Ирена следила за погруженным в раздумье мужем. Она хотела теплыми словами поддержать его намерение, но вместо этого еле справилась с первым приступом давно сдерживаемых рыданий.

Лээс оказался прав. В то время Москва переживала тревожные дни. Но Урметы еще не знали этого. Слишком подавленный своей личной катастрофой, Эйно не обратил внимания на слова Лээса: «В Москве очень тревожные дни» — и не смог понять их значения.

Таллинцы и приезжие, которые в этот погожий летний вечер находились в зале ожидания аэропорта, могли наблюдать забавную сценку. Незадолго до прибытия самолета из Москвы в полупустой зал вошла высокая, очень полная блондинка в простом цветастом платье. Она вела за руку мальчонку лет трех, который, казалось, не мог быть ее сыном — такими черными были его коротко подстриженные гладкие волосы и такими темными глаза, с живым любопытством разглядывавшие все до мелочей в этом здании: скамьи, багажные весы с табличками, расписания рейсов и плакаты на стенах, людей с чемоданами и стюардесс в голубой форме, лестницы и перила, окна и карнизы.

Женщина посадила мальчонку на скамью и предупредила тихим низким голосом:

— Иво, сиди тут тихонько, никуда не ходи, мама сейчас придет.